Приводится по: Янчук В.А. Введение в современную социальную психологию. – Минск: АСАР, 2005, с. 162-172.
Вопросы:
Гендерный подход в социальной психологии сформировался на так называемом фоне феминизма в культуре и науке. Само понятие «гендер» было введено лингвистами применительно к правилам, ассоциируемым с грамматической категорией мужского и женского (C. Martin, 1999, c. 253). Сегодня это понятие используется и как предмет полемики применительно к понятия «пол», используемому в психологической литературе. Эта полемика концентрируется в основном вокруг вопросов причинности или каузальности, заключающихся в выяснении соотношения природного и приобретенного в различиях, присущих мужчинам и женщинам. Некоторые исследователи считают, что понятие пола должно использоваться при объяснении биологических различий, а понятие гендера – по отношению к социокультурным различиям. Другие исследователи считают, что причины различий коренятся в биологических и в социокультурных факторах и не сводимы к какому-либо отдельному причинному основанию. Относительно распространенной считается точка зрения о том, что понятие пола скорее применимо к различию между мужчинами и женщинами, а гендера более – к объяснению феноменов маскулинности и фемининности.
Сегодня пол и гендер являются многомерными понятиями. В психологической литературе представлены различные аспекты данной проблемы, включая биологический гендер, гендерные социальные отношения, атрибуты гендера, стилевые и символические особенности и т.п. Для оценки содержательных аспектов гендера привлекаются различные методы исследования. Многомерность этого явления обусловила наличие широкого спектра позиций в отношении данных вопросов. Порой они носят характер радикальной конфронтации между представителями радикального феминизма с одной стороны и ортодоксального сциентизма – с другой. Тем не менее, сегодня можно говорить и о некотором отрезвлении с обеих сторон, проявляющемся в поиске возможных компромиссных решений. В наиболее общем плане эволюцию гендерного подхода можно свести к следующим этапам:
1. Критика маскулинности психологического знания. Эмпирическое доказательство маскулинной предубежденности психологических исследований, выражающейся в демонстрации преимуществ мужчин над женщинами, основанной на использовании неадекватных эталонов сравнения.
2. Предложение фемининных теоретических альтернатив. Эмпирическое доказательство преимуществ женщин над мужчинами при использовании иных сравнительных эталонов.
3. Этап переосмысления накопленных знаний, приведший к осознанию непродуктивности конфронтации и необходимости поиска компромиссных решений. Осознание порочности традиционной сравнительной логики, строящейся по принципу «или – или» и необходимости ее замены на логику «и – и».
Эволюция представлений, привязанная к изменениям в культуре, привела к пониманию того, что невозможно сравнивать несравниваемое, так как мужчины и женщины различаются биологически и социально. Следовательно, необходимо смещать акценты не на нахождении различий, а на поиск сходств и наиболее продуктивных путей сосуществования.
Определяя содержательные рамки гендерного подхода в социальной психологии, к ним, по мнению Шон Берн, можно отнести исследование «социальных норм, обусловливающих то, как реагируют на половые различия отдельный человек, группа или целое культурное сообщество» (2001, с. 22). В этой связи Лотт считает, что социальная психология не может оставаться вне гендерной проблематики, так как «изучать условия, которые формируют и поддерживают социальное поведение, означает – изучать то, как культура выстраивает гендер» (1991, с. 506).
Следует отметить и то несомненно позитивное влияние, которое гендерный подход и проводимые под его эгидой исследования оказали на процесс переосмысления многих теоретических и методологических представлений в современной психологии. По степени влияния гендерные исследования вполне соизмеримы с кросс-культурными исследованиями, привнесшими в социальную психологию немало принципиально новых продуктивных идей и решений.
Исходно гендерный подход в социальных науках формируется на критике объективистской или позитивистской эпистемологии, выступая в качестве альтернативной эпистемологии. Такой критицизм имеет под собой вполне естественные основания. Именно в рамках позитивистской эпистемологии, анализ которой был представлен в предыдущих разделах, наиболее рельефно просматривается тенденция к единообразию и универсальным решениям с акцентом на обеспечение объективности научного знания. Причем эта объективность приобретает весьма тенденциозную направленность, нивелируя или представляя в качестве артефактов, не вписывающиеся в ее рамки подходы и результаты исследований. Представителями феминистской волны в социальных исследования вполне обоснованно показана маскулинная природа такого рода объективизма как в теории познания, так и в методологии и исследования.
Первый тезис этой критики сосредоточивается на традиционном для позитивистской методологии стремлении к дистанцированию от объекта исследования с целью снятия так называемого влияния личностного фактора, выражающегося в субъективизме, преодолению которого и должны способствовать соответствующие процедуры, например, операционализация и верификация. Подробный анализ возможных направлений и аргументов критики позитивистской методологии приводился нами выше; там же мы приводили и контуры альтернативной так называемой «гуманитарной парадигмы», во многом пересекающейся с гендерной.
В гендерном подходе, наоборот, признается, что познающий субъект обладает конкретными желаниями и интересами, процесс познания локален, контекстуален и преодолеть субъективность исследователя невозможно в принципе. Призывы к беспристрастности и личностной невовлеченности являются самообманом, тщательно маскируемым соответствующими спекуляциями. Как отмечают Е. Здравомыслова и А. Темкина, исследователь, не осознавая своей имплицитной заинтересованности, тем более «будет способствовать сохранению и воспроизведению существующего социального порядка и властных отношений» (2001, с. 177).
Второй тезис связан с критикой предмета исследования, который в классических подходах определяется как нахождение «соответствия с реальностью», а не с идеальными понятиями или социальными конструктами. В разделе, посвященном проблеме онтолого-эпистемологических оснований психологического знания, эта проблема обсуждалась достаточно подробно; здесь же отметим, что гендерный подход во многом пересекается с социально-конструктивистским в своем утверждении контекстуальности реальности. «Позитивистская методология маскирует интересы познающего, выдавая субъект за аксиологически свободный и безэмоциональный. На самом деле внеположенной социальной реальности не существует. Она сконструирована взаимодействием познающего и познаваемого» ( там же, с. 178). В радикальном варианте эта критика утверждает, что исследователь не может «прорваться к объективной реальности: рамки личного и группового опыта пронизывают весь процесс познания и сказываются в его результатах. «Различия между «фактом» и «фикцией» исчезают полностью, «истина» и «объективность» становятся синонимами «лжи» и «субъективности» (Stanley S., Wise S., 1993, c. 171).
Утверждая, что пережитый и переживаемый опыт неизбежно находит превращенное выражение в создании социальной реальности, в позиции познающего и в процессе социального познания, представители гендерного подхода ставят в качестве своей основной задачи деконструкцию этой позиции. Отказавшись от критериев научной объективности, предложенный позитивистской эпистемологией они утверждают, что предпонятия, эмоции, предрассудки задают рамки исследования, которые находят свое выражение в выборе предмета изучения, формулировке задач, языке обсуждения, методах сбора данных, анализе и в конечном счете интерпретации полученных результатов.
Третий тезис связан с критикой позитивистских критериев обеспечения научной объективности знания – операционализации и верификации. Ранее уже была показана сложность обеспечения измеряемости и повторяемости выявленных закономерностей в социальном знании ввиду отсутствия непосредственного доступа к самой изучаемой реальности, что имеет место в естествознании. Представители гендерного подхода считают, что новое знание озвучивает «молчавшее бытие», которое контекстуально, индивидуально и зачастую уникально, т.е. не проверяемо и не повторяемо. По существу, тут продолжаются дебаты о соотношения идиографического и номотетического. При внешней привлекательности полюса идиографии в ней всегда присутствует опасность растворения предмета психологического исследования, так как теряется возможность соотнесения отдельных идиографий друг с другом.
Развивая критику позитивистской методологии, представители гендерного подхода пытаются переосмыслить представления о субъекте и объекте познания, предлагая их новые определения. Обосновывая маскулинную природу понятия «субъект», в качестве альтернативы предлагается понятие познающего (познающий в английском языке представляет отглагольное существительное гендерно-нейтрального рода – В.Я.). В данном контексте подчеркивается социальная детерминированность позиции познающего. Вместо термина «объект познания», предполагающего внеположенность и объективность социальных фактов, предлагается использовать категорию «познаваемое». В целом гендерная деконструкция приводит к заключению о властном характере субъект-объектных отношений.
Критика эпистемологических оснований позитивистской методологии не является огульной. В гендерном подходе предлагается альтернативная эпистемология, претендующая на междисциплинарность.
В качестве основания таковой предлагается обращение к женскому опыту, как отличному от традиционно господствующего в научном мышлении опыта мужского. Это прежде всего опыт инакомыслия, обладающий ресурсом преодоления стереотипов традиционного мышления с его тенденциозностью и предубежденностью, и имеющие три измерения: 1) специфический женский опыт, отличающий их от мужчин; 2) опыт женщин-участниц движения против дискриминации по признаку пола; 3) опыт женщин-исследовательниц, развивающих критическую перспективу в оценке накопленного психологического эмпирического материала и его теоретической интерпретации с позиции андроцентризма маскулинного типа.
Первым тезисом альтернативной эпистемологии является признание разных эпистемологий; определение в их координатах увязывается с целями исследования. Такая эпистемология называется номадической (кочующей), полагающей, что представления о познающем и познаваемом, об истинном и ложном могут быть разнообразными в зависимости от целей и задач исследования.
Альтернативная эпистемология основывается, по мнению Е. Здравомысловой и А. Темкиной, на феминистском эмпиризме, позиционизме, социальном конструктивизме и постмодернизме (2001, с . 1850). Эмпиризм представляет собой исследовательскую стратегию включения женщин в позитивистский дискурс. Предполагается, что такого рода включение позволит сформировать «новый взгляд» на психологическую феноменологию, более свободный от сложившихся патриархатных стереотипов. Предлагается несколько способов включения: 1) физический, предполагающий включение женщин в сообщество исследователей социальной феноменологии; 2) формирование женской темы в ряде традиционных исследовательских областей, направленной на выявление женской идиографии или имики в изучаемой феноменологии; 3) изучение специфических женских опытов, например, насилия и т.п. с позиции переживания этих практик и их изменений. Общая идея развития феминистского эмпиризма в рамках позитивистской методологии заключается в обосновании необходимости свежего или нового взгляда на изучаемые явления, способствующего получению более объективных оснований для интерпретации.
Позиционизм также исходит из тезиса о том, что объективное знание может быть получено на основе общего женского опыта угнетения. В духе марксизма утверждается, социальная позиция угнетенного создает возможности для истинного знания. «Осмысление женского опыта происходит по аналогии с осмыслением опыта пролетариата» (там же, с. 187). В соответствии с этой логикой женщина – исследователь обладает рядом преимуществ: аутентичность знания, полученного через опыт страданий и сопротивления; возможность проблематизации тех сфер жизни и практики, которые оказались упущенными патриархатной наукой; чувственность и конкретность женского мышления, позволяющая изучать особые опыты и практики, не попадающие в сферу интересов традиционной науки. В исследовательской работе женщин основными метафорами исследования становится «рука, интеллект и сердце (Rose H., 1983). Гендерные различия обнаруживаются в интерпретации познающего, познаваемого и процесса познания как единства «физического, умственного и эмоционального».
Социальный конструктивизм избирается из-за его основного тезиса о конструируемости мира в процессе повседневного взаимодействия. Выше представлялась общая характеристика этого подхода в психологии. В соответствии с задачей исследования становится реконструкция гендерных отношений в разных контекстах, создаваемая из множества локализованных дискурсов, нарративов и систем репрезентаций. Контекст, в котором находится исследователь, также становится предметом обсуждения. Предполагается, что рефлексивность знания повышает его релевантность, включение же в процесс исследования интеллектуальных биографий исследователей помогает понять влияние позиции исследователя на результаты данных, их интерпретацию.
Четвертый вариант альтернативной эпистемологии вписывается в рамки постмодернизма, она отрицает идею нейтральных «фактов», существующих независимо от теории. Полученное знание по своей природе порождаемо ценностями и интересами познающего, представляя собой культурное производство власти, поэтому любые претензии на объективную истину беспочвенны. Дискурс, который является структурой познания, определяет, какие идеи могут быть выражены, какие отвергнуты; устанавливает «режим истины», определяя область анализа, т.е. то, что подлежит осмыслению и чему позволено быть истинным. Как только знание признается истинным, оно становится императивом власти, главная здесь – деконструкция гендерного порядка.
Предложенные альтернативные эпистемологии подвергались критике. Однако эмпиристское направление фактически не преодолевает слабостей позитивистского подхода. Аргументация же о большей объективности женщин по сравнению с мужчинами не выдерживает критики уже по самой постановке вопроса – на каком основании? Конструктивистская эпистемология подвергается критике как релятивистская. Во-первых, тезис о различии опыта женщин, принадлежащих к разным социально-культурным группам, подрывает исходное положение об универсальном мужском господстве и тем самым лишает теоретических оснований конфронтацию. Во-вторых, локализованное знание не может претендовать на статус научного в силу отсутствия надежных оснований доказательности. Эти же критические замечания можно адресовать и постмодернизму.
Тем не менее, гендерная эпистемологическая альтернатива конституирует новые исследовательские темы, устанавливает новые междисциплинарные соотношения, ставит вопрос о необходимости гендерно-чувствительного подхода к процессу познания. Она может рассматриваться также и как своеобразная рефлексия современности, подвергающая сомнению основополагающие принципы рационализма в культуре и науке.
В гендерных исследованиях проблема обсуждения философско-методологических оснований, в частности, эпистемологии, напрямую связана и с методологией, которая в свою очередь не может быть независимой от теоретических оснований, на которых строятся исследования. Несмотря на то, что в гендерном подходе речь идет не об особенностях методов, а об особенностях их применения, все же можно говорить о некоторой расположенности к качественным, или более «мягким» методам. Их преимущество в том, что они в меньшей степени навязывают позицию исследователя и стремятся к более глубокому озвучиванию различных миров. Здесь наиболее популярны наблюдение, биографический метод, феноменологическое и нарративное интервью, фокус-группы и т.п. В последнее время широко используются методы, относящиеся к так называемой методологии второго лица, предполагающие тесное взаимодействие между исследователем и участниками исследования, в частности, многоголосом исследование. Как правило, все эти методы способствуют повышению валидности результатов исследования.
Исследователи пытаются переосмыслить отношения между познающим и познаваемым на предмет выявления влияния властных отношений и нахождения путей их преодоления. Власть, пронизывающая дискурс, проникает и в исследовательскую ситуацию, проявляется в асимметрии положения исследователя и исследуемых, в возможностях манипулирования и управления последними, ведь исследователь всегда находится в преимущественном положении и, обладая монополией на знание, задает вопросы, анализирует ответы, обладает более высоким социальным статусом и «властью».
В гендерных исследованиях имеет место постоянная рефлексия интерпретации полученных результатов. Но возможности ее лишь в небольшой мере изменяют отношения между исследователем и исследуемыми. В качестве дополнительных инструментов используются диалоговые или интерактивные интервью, направленные на преодоление отчуждения исследуемых в процессе исследовательских процедур, включение их в обсуждение результатов. Идеальной ситуацией считается совместная интерпретация полученных результатов всеми заинтересованными сторонами. Признается, что исследователь – это не невидимый, автономный, беспристрастный субъект, а исторически локализованная личность с конкретными желаниями и интересами, влияющими на постановку задач, на способы исследования, интерпретацию его результатов.
В то же время речь не идет только об установлении аутентичности или обеспечении экологической валидности. Достаточно серьезное внимание уделяется усилиям по снижению влияния искажающих факторов, что в свою очередь способствует совершенствованию измерительных инструментов, более качественному анализу. Возможности контроля за измерительным процессом заключаются в поддержании интерсубъективности как балансе между перспективой исследуемых и условиями контекста, достигаемом посредством включения ряда интерпретаторов. Аналогичную роль в обеспечении валидности играет процедура методологической триангуляции (о ней чуть ниже), предполагающая оптимальную комбинацию количественных и качественных методов, позволяющая утроить контроль за счет не только расширения круга интерпретаторов, но и применяемых методов анализа, теоретических подходов, исследовательских данных.
Исследования гендерной проблематики базируются на констатации того факта, что пол и гендер являются понятиями многомерными; это биологические основания гендера, активность и интересы, соотношение личностных и ситуативных факторов, гендерный аспект социальных отношений, стилистическое и символическое содержание. К изучению содержания гендера привлекаются различные подходы, включая оценку понятий и представлений, самопрезентацию, предпочтения аттитюды, ценности и т.п. Важность многомерного подхода к изучению гендерной проблематики обусловлена тем, что с его помощью возможно установить отношения между различными аспектами этого сложного социально-психологического феномена.
Бурное развитие гендерных исследований в 1970-е годы связано с понятием андрогинии, обозначающим людей, успешно сочетающих в себе как традиционно мужские, так и традиционно женские психологические качества Сандры Бем (Bem, 1974). Согласно Сандре Бем (Bem, 1974), андрогинные люди, в силу обладания маскулинными и фемининными чертами, обладают широким спектром доступных типов поведения, наиболее эффективных по отношению к определенному ситуативному контексту; очень гибки в межличностных отношениях. Люди однополовой идентичности, наоборот, крайне ограничены в возможностях поведения (либо маскулинного, либо фемининного) и в силу этого проявляют более низкий уровень гибкости. Андрогинные люди легче психологически регулируемы. Для определения уровня маскулинности и фемининности, понимаемых как независимые измерения личности, был разработан специальный опросник, в котором мужчины и женщины подразделяются на четыре группы (см. табл. 12).
Типы |
Выраженность
маскулинности |
Выраженность
фемининности |
Маскулинный |
Высокая
|
Низкая
|
Феминный |
Низкая |
Высокая
|
Андрогинный |
Высокая |
Высокая |
Недифференцированный
|
Низкая |
Низкая
|
В работах Бем показано, что не только мужчины, но и женщины могут быть маскулинными, и не только женщины, но и мужчины могут быть фемининными, сохраняя при этом психологическую комфортность и адаптированность к различным ситуациям. Плек (Pleck, 1987) тоже обосновывает идею о расщепленности, фрагментарности, гендерных ролей, которая находит свое выражение в ролевых конфликтах, ранее объяснявшихся наличием низкой самооценки. Примером такого рода является конфликт ролей деловой женщины (независимой, честолюбивой, сильной, активной и т.п.) и матери (эмпатичной, воспитывающей, хозяйственной и т.п.).
Однако и в отношении к андрогинии был выявлен ряд противоречий (Deaux, 1984). В частности отмечалось несоответствие между путями ее измерения и концептуализации (Martin, 1999). Типичным методом оценки андрогинности является идентификация индивидов, демонстрирующих высокий уровень маскулинных и фемининных качеств личности, но маскулинность отражает только инструментальный аспект оценки личности, в то время как фемининность – экспрессивный, что не дает возможности выявления всего спектра аспектов маскулинности и фемининности.
Следующим шагом в контексте сказанного, было представление о гендере как о схеме или концепте, который был введен культурой и выступал как когнитивно-аффективная структура для упорядочивания индивидуального опыта, организации человеком своего поведения (Е. Иванова, 2001). Теперь гендер начал понимать как социальную категорию процессуального свойства, как динамическую, ситуационно детерминированную характеристику, а не как некую статичную черту личности.
«Гендерных исследований в психологии стало значительно больше, однако распределены они неравномерно: в одних областях их больше, в других – меньше» (там же, с. 313). В социальной психологии гендерные исследования в большей степени связаны с проблемами гендерной идентичности, социализации, межличностного взаимодействия, стереотипизации и социальных отношений. Понятие гендерной идентичности обычно используется для описания субъективных ощущений индивида в отношении себя как мужчины или как женщины. Причем рассматривается она как независимая от подчинения соответствующим ролевым представлениям или специфическим качествам личности. В рамках социальной психологии развития большое внимание уделяется процессу формирования ролевых представлений и самоощущений себя как мальчиков и девочек.
Понятие гендерной роли используется также для представления гендерных стереотипов или гендерных отличий. В более узком смысле оно обозначает социально предписываемые роли, традиционно ассоциируемые с полом. В феминистской психологии в работах М. Мид убедительно показана несостоятельность убеждения предуготованности мужчин и женщин к соответствующим социальным ролям. Ее наблюдения за жизнью трех племен в Новой Гвинее показали, что мужчины и женщины исполняли совершенно различные роли, иногда прямо противоположные общепринятым стереотипам роли, считающиеся «естественными» для обоего пола.
Многообразие гендерных ролей в различных культурах свидетельствует о культурной детерминации их и связанных с ними стереотипов. Представители разных культур по-разному решают вопрос о распределении домашней работы, воспитании детей, отношении к карьере и т.п.
В свою очередь И.С. Кон пишет: «Если рассматривать этот вопрос исторически, нельзя не заметить, что традиционная система дифференциации половых ролей и связанных с ними стереотипов маскулинности-фемининности отличалась следующими характерными чертами: 1) мужские и женские виды деятельности и личные качества отличались очень резко и казались полярными; 2) эти различия освящались религией или ссылками на природу и представлялись нерушимыми; 3) мужские и женские функции были не просто взаимодополнительными, но и иерархическими – женщине отводилась зависимая, подчиненная роль, так что даже идеальный образ женщины конструировался с точки зрения мужских интересов» (1981, с. 53).
Сегодня изменения в социокультурной ситуации привели к изменению соответствующих гендерных стереотипов. Доказано, что не существует «чисто» мужской или женской личности, в обыденном и научном сознании осознается факт социокультурного происхождения гендерных стереотипов.
На основании данных, полученных в исследованиях социальных стереотипов, Г. Тэджфел пришел к ряду обобщений, вполне применимых и к гендерной проблематике. Люди с легкостью проявляют готовность характеризовать обширные человеческие группы недифференцированными, грубыми и пристрастными признаками. Такие стереотипы проявляют тенденцию сохранять стабильность на протяжении длительного времени, конечно, они могут изменяться в зависимости от социальных, политических или экономических изменений, но этот процесс довольно долгий. Стереотипы усваиваются очень рано и используются детьми задолго до формирования их собственного мнения о тех группах, к которым они относятся.
Социокультурная детерминированность стереотипов создает предпосылки и для их изменения, и для изменения методики социально-психологических исследований – отказ от идеи внеполовой универсальности и поиск альтернативных решений.
В целом значение гендерной традиции можно определить так:
1. Гендерные исследования стали неотъемлемой частью психологической науки, пронизывающей широчайший спектр проблемных областей.
2. Гендерный подход продемонстрировал социокультурную детерминированность многих социально-психологических феноменов и явлений, необходимость переосмысления методологии и методов исследования.
Глоссарий |
Андрогиния – от
греческого andros (мужчина) и gyne
(женщина) – условия
при которых
у
представителя
одного пола
проявляются
характеристики
обоих полов.
Термин используется
как в
отношении
биологических
/ физических,
так и
психологических
/ поведенческих
характеристик. Гендер –
социально-биологическая
характеристика,
с помощью
которой
определяются
понятия
«мужчина» и
«женщина». В
силу многих
сложностей
возникающих
в связи с
дифференциацией
с понятием
«пол» часто
используется
для
описания
различий
между
мужчинами и
женщинами,
идентичности,
социальных
ролей и т.п. Гендерная
идентичность –
понятие,
используемое
для
описания субъективных
ощущений
себя как
женщины или мужчины. Гендерная
роль –
сформировавшаяся
в культуре
система нормативных
представлений
о поведении
мужчин и
женщин,
выраженная
в форме
распространенных
стереотипов.
В более
специальном
значении
гендерные
роли включают
культурно-специфические
наборы качеств
личности и
поведения,
ассоциируемые
с тем или
иным полом. Маскулинность –
состояние
организма,
отражающее
или проявляющее
присутствие
качеств и
поведенческих
паттернов
мужских
представителей
вида. Мизогиния – женоненавистнический
характер
маскулинной
науки
позитивистского
толка,
проявляющийся
в
использовании
неадекватных
сравнительных
исследовательских
эталонов,
исходно
ставящих
женщину в
неравное
положение с
мужчинами. Фемининность –
состояние
организма,
отражающее
или
проявляющее
присутствие
качеств и поведенческих
паттернов
женских
представителей
вида. |
Вопросы
для
обсуждения |
1. В чем своеобразие гендерного подхода к анализу социально-психологической феноменологии? 2. Каковы основные тенденции развития гендерного подхода в социальной психологии? 3. Почему представители гендерного подхода концентрируются на критике позитивистской методологии? 4. В чем специфика гендерного исследования особенностей взаимодействия человека с окружающим миром? 5. Какие особенности присущи методам исследования в гендерной традиции? 6. Каковы основные достижения гендерного подхода в развитии психологического знания? |
Для
дополнительного
чтения |
1. Берн Ш. Гендерная психология – СП б: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2001. 2. Введение в гендерные исследования. Ч. 1. Учебное пособие / Под ред. И.А. Жеребкиной – Харьков: ХЦГИ, 2001: СП б: Алетейя, 2001. 3. Вильямсон Ю. Создание гендера // Труды СП б ИС РАН СП б, 1997, с. 96-134. 4. Грошев ИВ Полоролевые стереотипы в рекламе // Психол. журн. 1998. Т 19, № 3, с. 112-119. 5. Клецина И.С. Гендерная социализация – СП б: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 1998. 6. Кон И.С. Психология половых различий // Вопросы психологии. 1981. № 2, с. 51—60. |
Основной
источник |
Янчук В.А. Введение в современную социальную психологию. – Минск: АСАР, 2005. |