Приводится по: Янчук В.А. Введение в современную социальную психологию. – Минск: АСАР, 2005, с. 353-388.
Вопросы:
Одной
из самых
важных
плоскостей
анализа социальной
психологии
выступает
плоскость
социального
познания. Как
человек познает
окружающий
его мир? Как
он
ориентируется
в
собственной
социальной
сущности? Как
он познает
мир других
людей, строя
социальные
взаимоотношения
с ними? Эти и множество
других
вопросов
находят
самые разнообразные
ответы через
призму различных
традиций,
школ,
подходов и
направлений
социальной
психологии.
Знакомство с
их теоретическими
построениями,
в том числе и противоречащими
друг другу,
позволяют
глубже разобраться
в специфике
социального
познания
человека,
познать его
особенности,
выявить
лежащие в
основе
механизмы.
Первые
попытки
формирования
представлений
о
познавательной
активности
людей связаны
с именем
Вильгельма
Вундта (1887) –
отец-основатель
современной
эмпирической
психологии.
Для
понимания
сути познавательной
активности
человека он
использовал
методы
самонаблюдения
и
интроспекции,
которые в
последующем,
в силу
развернувшейся
борьбы за
конституирование
научности
психологического
знания, были
подвергнуты
остракизму.
Критика
избранной
Вундтом
методологии
была связана
с объявлением
ее
“ненаучности”
в силу того,
что данные и
теории
являлись
идиосинкразическими
и невозможными
для
опровержения,
т.к. невозможно
использование
данных
собственного
опыта для опровержения
данных опыта
других людей.
Стоит
отметить, что
в 1980-х годах
произошло
возвращение
к анализу
данных
интроспективного
анализа, но
уже в
качественно
ином виде и в
форме
дискурсной
психологии.
Уже
отмечавшаяся
выше борьба
за
утверждение
научности психологического
знания
привела к
доминированию
в социальной
психологии
бихевиористского
подхода с его
игнорированием
внутренней
активности
человека как
объекта
анализа и
позитивистской
методологии с
ее
принципами
операционализма
и
верификации.
Это привело к
смещению
акцентов с
внутренней
познавательной
активности
на внешние,
наблюдаемые
и
контролируемые
события.
Наиболее ярко
эта
трансформация
представлена
в радикальном
бихевиоризме
первой
половины ХХ века
(например, Skinner 1963; Thorndike
1940; Watson 1930).
Познавательная
активность
превратилась
в
ругательное
и тщательно избегаемое
слово почти
на четверть
века.
Подоплека
подобной
трансформации
уже была
представлена
ранее при
рассмотрении
бихевиористской
традиции. Для
этого
периода
стало
характерным
исследование
влияния
внешних
стимулов на
поведение
человека, что
привело к
созданию так называемой
“кнопочной
модели”,
предполагающей
формирование
некого
желаемого поведенческого
багажа
реакций
посредством
поощрения и
наказания.
Лишь
начиная с 1960-х
годов,
формируется
новая волна
интереса к
плоскости
познавательной
активности
человека,
отчасти
обусловленная
громоздкостью
и
неадекватностью
бихевиористских
объяснений
человеческого
языка и
коммуникации
(Chomsky 1959). Другой
причиной
возрастания
интереса к
данной проблемной
области
явилось
возрастание
интереса к
изучению
вопросов
манипуляции и
передачи
информации (Broadbent 1984). Ресурсы
стимульно-реактивной
схемы информационного
воздействия
были
практически
исчерпаны (Hovland) и
дальнейшее
развитие
знаний без
включения
внутренней
познавательной
активности
человека
стало
невозможным.
Компьютерная
и связанная с
ней
когнитивная
революция в
психологии
сделали
возможным
моделирование
сложнейших
когнитивных
процессов.
Компьютер превратился
в
своеобразную
метафору
человеческой
мыслительной
активности
лежащей в
основе
познания.
Более того,
компьютерщики
превратились
в заказчиков
более усложненных
моделей
организации
познавательной
активности,
как аналогов
совершенствования
самих компьютеров.
Это привело к
узакониванию
статуса
научности
когнитивной
психологии (Anderson 1990; Neisser 1967).
Следует
отметить, что
предпосылки
когнитивной
революции в
психологии
были заложены
в уже
представленной
выше
гештальт традиции,
убедительно
доказавшей
даже в рамках
позитивистской
научной парадигмы
принципиальную
возможность
реконструирования
процессов
внутренней активности
человека.
Интересно
отметить в этой
связи
огромное
влияние
работ Левина на
развитие
социальной
психологии,
практически
исходно формировавшейся
в рамках
когнитивно-интеракционистской
ориентации.
Левин считал,
что
социальное
поведение
наиболее
продуктивно
понимать как
функцию
восприятия
людьми их
собственного
мира и
управления
изменением
такого рода
восприятий.
По этой причине
познавательная
активность
становится
одной из центральных
для
социальной
психологии.
Безусловно,
процессы
социального
познания
мира
являлись
прерогативой
не только когнитивного
подхода.
Достаточно
много идей
было
сформулировано
и в рамках
интеракционистской,
экзистенциально-феноменологической,
конструктивистской,
да и
психодинамической
традиций. Тем
не менее, по
причине того,
что познание
является
центральной
категорией когнитивного
подхода, мы
подробнее
остановимся
именно на
нем.
Когнитивный
взгляд на
природу и
особенности
социально-познавательной
активности
ассоциируется
с
основоположениями
информационно-процессуального
подхода, уже представлявшегося
нами при
рассмотрении
когнитивного
подхода в
социальной
психологии. В
основе его
лежит
компьютерная
метафора, в
соответствии
с которой
человек
представляется
как система,
занимающаяся
переработкой,
хранением и
последующим
воспроизведением
информации,
поступающей
из
окружающего
мира. На
определенном
этапе развития
социально-психологического
знания эта
идея
выглядела
весьма
перспективной
и позволила
существенно
расширить и
углубить
представления
о специфике
социально-познавательной
активности
за счет введения
новых
понятий и
моделей,
позволивших,
во-первых,
придать
новый
импульс
развитию
исследований
в области;
во-вторых,
дать
доступные
объяснения
многим
феноменам
повседневной
жизни; в
третьих,
наметить
новые
перспективы
исследований.
Анализируя
саму
специфику
социально-познавательной
активности
Лейенс (Leyens) и
Дарденн (Dardenne), делают
вывод о том,
что познание
может быть
квалифицировано
как
социальное
тремя путями.
Первое, и
наиболее
очевидное,
оно имеет
социальный
объект, т.к.
анализирует
социальные
по своей
природе
объекты.
Второе, обладает
социальной
природой.
Третье,
социально
разделяется,
будучи общим
для
различных
членов
данного
общества или
группы(1996: 118).
Социальное
содержание
процесса
познания
было
применено ко
многим
объектам:
самости (Linville, Carlson,
1994); другим
людям(Kenny,
1991); воображаемым
людям (Fiske,
Neuberg, 1990);
межличностным
взаимоотношениям
(Mackie, 1987);
группам (Oakes, Haslam, Turner, 1994); и
памяти о
социальной
информации (Smith, Zarate, 1992).
На
сегодняшний
день
является
вполне общепризнанным,
что
вычленение
из процесса социального
познания его
социального
содержания
возможно
лишь в
абстракции. В
реальной
жизни даже в
процессе
взаимодействия
с объектами
неживой
природы
человек оперирует
теми их
смыслами и
значениями,
которые
транслированы
культурой,
т.е. социально
означены.
Социальная
природа
познания
определяется
самой
сущностью
человека, его
второй природой
от которой он
не отделим. В
многочисленных
исследованиях
со всей
убедительностью
показано
влияние
социального
окружения
даже на
способ
размышлений
людей о самих
себе, а так же
огромное его
влияние и на
другие объекты
природы (Leyens, Dardenne,
1996:119).
Социальная
разделяемость
познания
проявляется
и в том, что
люди
взаимодействуя
друг с другом
обладают
способностью
формировать
пересекающиеся
оценочные
суждения,
приближающиеся
друг к другу
и по
содержанию и
по объему.
Более того,
процесс
коммуникации
между людьми
становится
возможным в
принципе,
если
существует
возможность
оперирования
разделяемыми
значениями и
смыслами. Последнее
вызывает
особый
интерес для
европейской
традиции в
социальной
психологии и
наиболее
активно
исследуется
в рамках
теории социальных
репрезентаций.
Проблема
разделения
значений,
оперирования
едиными смыслами
достаточно
сложна и не
может найти исчерпывающих
объяснений в
рамках какой-либо
одной психологической
традиции. На
мой взгляд,
перспективнее
использование
разных
традиций с их
взаимодополняющим
концептуальным
аппаратом и
инструментарием.
Об этом свидетельствует
ставшее
особенно
популярным в
последние
годы
использование
возможностей
социально конструктивистского
подхода и
дискурсного
анализа, в
частности, к
переосмыслению
эмпирического
материала,
накопленного
в когнитивной
традиции.
Учитывая
то
обстоятельство,
что основной категориальный
аппарат
анализа
процесса
социального
познания
исходно был
сформирован
в рамках
когнитивного
подхода и
прочно
зафиксировался
в
социально-психологической
ментальности
сегодняшнего
дня, мы
начнем свой
анализ
именно с его
представления.
В
соответствии
с ним, в своем
взаимодействии
с окружающим
миром, человек
сталкивается
с потоком
информации,
поступающей
извне.
Ориентация в
нем
предполагает
наличие
инструментов
общей и более
углубленной
ориентации, в
качестве
которых
выступают
специализированные
социально-познавательные
процессы.
Общая логика
этой ориентационной
активности
представлена
на схеме 1.
Для
того чтобы
осуществить
первичную
ориентацию в
потоке
информации
его надо,
во-первых,
остановить, в,
во-вторых,
фрагментаризировать
на мир значимых
относительно
обособленных
информационных
единиц.
Такого рода
фрагментаризация
осуществляется
посредством
своеобразного
наложения
зафиксированной
в индивидуальном
опыте
понятийной
сетки, представляющей
собой
своеобразную
сеть, позволяющую
их
улавливать. Первичная
фрагментаризация
информационного
потока
осуществляется
посредством
процесса
категоризации,
который
позволяет
разделить
его на ряд
категорий,
отражающих
наиболее
существенные
признаки или
характеристики
класса
объектов.
Так, попадая
в учебную
аудиторию,
вы получаете
возможность
вычленить из
общего фона
столы,
стулья, окна
и т.п. более
подробная
особенностей
и содержания
категоризации
будет
представлена
ниже. Здесь
же мы
отмечаем, что
посредством ее
осуществляется
первичная
ориентация в
мире
объектов.
Категориальная
сетка
формируется
в процессе
культурной
социализации,
вооружающей
субъекта
первичными
ориентирами
и значениями
объектов и
знаниями об
их
взаимоотношениях
друг с
другом.
По
мере
накопления
индивидуального
опыта
взаимодействия
с объектами
окружающего
мира
формируются
обобщения в
отношении знакомых
объектов и их
классов, а
также способах
взаимодействия
с ними. В этих
обобщения
так же
представлены
их наиболее
существенные
характеристики,
но
уточненные в
процессе
собственного
опыта
взаимодействия
с ними. Этот
процесс
получил
название
схематизации,
которая
более
подробно так
же будет рассмотрена
далее.
Отличительной
ее особенностью
является
превалирование
индивидуального
опыта в
оценке
объекта и
выборе способа
взаимодействия
с ним. Если
в
категоризации
происходит
вычленение
объекта из
информационного
потока или
фона на
основании
отнесения
его к
определенному
классу и
наделение его
общеориентационными
характеристиками,
то в
схематизации
первоначально
имеет место
идентификация
объекта и
наложение на
него зафиксированных
в
индивидуальном
опыте отличительных
особенностей
и
содержательных
характеристик,
определяющих
отношение к нему
и
последующее
взаимодействие.
Сформировавшийся
опыт играет
решающую роль
и в процессе
эвристизации,
включающие ожидания
в отношении
будущего
развития
событий или
содержательных
характеристик
объекта.
Наличие этих
ожиданий
позволяет
подготовиться
к ним и определиться
в
реагировании.
Представления
и ожидания в
отношении
определенных
социальных
групп, как правило
негативно
оцениваемых
(аутгрупп) и
включающих
потенциально
опасные характеристики,
включены в
процесс
социальной
стереотипизации.
Преимущественная
ориентация
именно на
негативные
характеристики,
обусловлена
высокой
значимостью
индивидуальной
безопасности,
во имя которой
и происходит
своеобразное
жертвование
точностью и
объективностью.
Расширение
представлений
путем
интернализации
нового
знания и его
вписывания в
уже
имеющийся и
понятный
опыт
происходит посредством
процесса
социального
репрезентирования.
Он
обеспечивает
увязывание нового,
не
известного в
систему
известного посредством
нахождения
своеобразных
«якорей» или
оснований
для аналогий
и обобщений.
Все
кратко
охарактеризованные
процессы детерминированы
культурой,
посредством которой
транслируются
содержание
объектов и
способов
взаимодействия
с ними. их
детализация
и
конкретизация
осуществляется
посредством
субкультуры,
которая во
многом
определяет и
межкультурные
различия как
в
содержательных
характеристиках
так и
способах
обращения с
ними. если на уровне
культуры
транслируются
общие
ориентиры, на
уровне
субкультуры
они
наполняются
конкретным
содержанием
и сопровождаются
необходимыми
пояснениями.
Перечисленные
социально-познавательные
процессы
обеспечивают
взаимодействие
человека с
внешним и
внутренним
миром. К их более
подробному
рассмотрению
мы и
переходим.
В
качестве
базового
процесса
социального
познания
традиционно
выделяется
категоризация.
Процесс
категоризации
является
одним из
основных для
социального
познания, т.к.
оно с
необходимостью
предполагает
расчленение
потока
внешних
воздействий
на мир
дискретных
единиц (объектов,
категорий).
Заимствованный
из когнитивной
психологии и
поисковых
работ Роша (Rosch, 1978),
процесс
категоризации
относится,
прежде всего,
к тому
как мы
идентифицируем
стимулы и
группируем
их как членов
одной категории,
находя
сходства и
отличая от
других
категорий.
Обычно
под категорией
понимается
группировка
двух или
более различаемых
объектов, к
которым
могут быть применены
сходные
способы
обращения.
Мир представлен
в сознании
человека в
виде
значимых
категорий.
Классический
взгляд на
категории
был сформирован
Брунером (Brunner) в его
работе
«Исследования
мышления» (1956). В
соответствии
с данным
подходом
принадлежность
категории
детерминирована
необходимыми
и достаточными
атрибутами
объекта. Все
объекты, к
которым
применимо
данное
определение
категории,
равноправны.
Границы
между
категориями
должны быть
четкими и
легко
устанавливаемыми:
объект может
либо
принадлежать,
либо не
принадлежать
категории.
Более того, и
это особенно
существенно,
категории
должны быть
произвольными.
Ничто в мире
или в когнитивной
системе не
преддетерминируют
их. Категории
основываются
на культуре и
языке (Whorf,
1956).
Основываясь
на принципе,
впервые
сформулированном
Витгенштейном
(Wittgenstein, 1953),
когнитивные
психологи
считают, что
категории
лучше
описывать
как
коллекцию
образцов,
обладающих
семейным
сходством (Cantor, Mischel,
1977, 1979).
Взаимоотношения
между
категориями
рассматриваются
как
иерархические
– от менее представительных
к более
представительным.
Как
показывают
исследования,
люди
предпочитают
полагаться на
более
усредненные
представления,
нежели на
крайности.
Для
анализа
социального
познания
интерес
представляют
не категории
сами по себе,
а процесс
категоризации,
под которым понимается
«психический
процесс
отнесения
единичного
объекта,
события,
переживания
к некоторому
классу, в
качестве
которого
могут
выступать
вербальные и
невербальные
значения,
символы,
сенсорные и
перцептивные
эталоны,
социальные
стереотипы,
стереотипы
поведения и
т.п.»
(Петровский,
Ярошевский, 1990:
159). В
индивидуальном
опыте
категоризация
выступает
формой его
упорядочивания
через присвоение
и
трансформирование
субъектом
категорий и
эталонов
общественного
сознания.
Посредством
категоризации
человек
расчленяет
информационный
поток,
поступающий
извне, на мир
означенных
единиц, что
предоставляет
ему
возможность
ориентировки
и временной
стабилизации
этого потока.
Без наличия
возможности
категоризации
человек
просто
утонул бы в
бесконечном
море
информации,
не имея
возможности
ориентировки
в нем. Более
того,
учитывая
непрерывность
изменений, происходящей
в
информационном
потоке, без
возможности
его
временной
дискретизации
и
стабилизации
мир вообще
потерял бы способность
быть
осмысленным.
Категоризация
рассматривается
как фундаментальная
для
процессов
восприятия,
мышления,
языка и
деятельности.
Когда мы
идентифицируем
и обозначаем
объект как
что-либо
(книга, животное,
дерево) мы
категоризируем.
В подавляющем
большинстве
случаев
категоризация
осуществляется
автоматически
и не требует
сознательной
активности.
Категории
налагают
упорядоченность
на сложное
многообразие
стимульного
мира и
благодаря
этому
позволяют
эффективно
взаимодействовать
с ним.
Как
отмечают
Лейенс и
Дарденн (1996:113)
процесс категоризации
способствует
когнитивной
экономии,
позволяет
категоризирующему
выходить за
рамки данной
информации и,
в случае
комбинирования,
позволяет
формировать
сложные понятия.
Конечно же,
подобная
статизация и
дискретизация
информационного
потока, наряду
с
положительными
моментами
включает и отрицательные.
Не всегда
присутствует
возможность
схватывания
тончайших
нюансов
объектов и
динамики их
изменения.
Вычленяя и
делая статичным
характеристику
объекта, мы
сразу же придаем
ей момент
инерционности,
приводящей к
недостаточно
быстрому
фиксированию
происшедших
изменений
или
неточностей
отражения.
Но, повторяю,
эти издержки
являются
объективно
необходимыми,
ибо, в
противном
случае, не
будет
возможности
фиксации
характеристик
объектов
вообще.
Еще
большей
сложностью
по сравнению с
категоризацией
объектов
обладает
социальная
категоризация.
Выделяя
какое-либо основание
для
категоризации,
мы понимаем, что
в отличие от
не
социальных
объектов они
могут сильно
варьироваться,
причем, как у самих
объектов
(людей). Так и
по
прототипам, которые
чаще всего и
выступают в
качестве таких
оснований.
Например,
категоризируя
людей, мы
обычно в
качестве
критериев
избираем их
определенные
характеристики
(красота,
национальность,
вспыльчивость
и т.п.), осознавая
при этом, что
могут быть
существенные
различия
между
представителями
одной и той
же
национальности,
что
вспыльчивость
может по
разному
оцениваться
различными
людьми и т.д.
Тем не менее,
категоризируя
людей и
ситуации, мы
получаем
возможность
структурирования
социального
мира и, на
этой основе, антиципирования
будущего
развития
событий и
взаимоотношений.
Так что
связанные с процессом
категоризации
издержки с
лихвой
окупаются
достоинствами.
Категоризация
людей и
событий
предоставляет
возможность
прояснять и
структурировать
социальный
мир, придавать
событиям
жизни
некоторую
связанность
и предсказуемость.
Работы
Роша и коллег
по
таксономиям
естественных
объектов так
же показали,
что категории
различного
уровня
абстракции
варьируются
по богатству
дедуцируемой
информации.
Категории
среднего
уровня наиболее
оптимальны
для описания
объектов в характеристиках
их качеств и
черт, дифференцирующих
их от тесно
связанных
категорий.
Более
абстрактные
категории
проявляют тенденцию
к слишком
широкому
охвату и не предоставляют
такого же
богатства
информации,
наконец,
категории
низшего
уровня
слишком
детализированы,
требуя
значительных
познавательных
усилий (Augoustinos, Walker, 1996: 35).
Наиболее
близкой к
категории
единицей социального
познания
выступает
прототип, представляющий
своеобразную
абстракцию,
усреднение образцов
объектов или
категорий.
Прототипы
представляют
собой
когнитивные
репрезентации
категорий – стандарты
в отношении
которых
оценивается
семейное
сходство и
устанавливается
членство категории.
Так как
различные представители
категории не
являются
идентичными
и в той ли
иной степени
отличаются друг
от друга, они
могут быть
рассмотрены
как
неопределенный
ряд,
концентрирующийся
вокруг
прототипа.
Прототип,
являя собой усреднение,
абстракцию
категорий, в
то же время
не включает в
себя
крайностей,
экстремальных
случаев.
Таким
образом,
прототип
позволяет
выделить
класс
категорий в
совокупности
их
существенных
признаков.
Репрезентирование
категорий в
понятиях прототипов
(абстракций
из многих
образцов)
позволяет
репрезентировать
их в понятиях
экземпляров
(конкретных
представителей
категории, с
которыми сталкивался
человек в
своем
жизненном
опыте) или
конкретных
образцов,
примеров.
Например,
воробей как
прототип
категории
«птица»
применительно
к нашей
культуре.
Понятно, что
птиц бывает
великое
множество и
они весьма различны
по своим
особенностям,
но знание прототипа
сразу же
позволяет
определить существенные
особенности
категории и
упорядоченно
дифференцировать
оцениваемые
объекты на
относящиеся
и не
относящиеся
к ней.
Категоризируя
новые
образцы или
примеры люди
часто
используют
не прототипы,
а конкретные
образцы или
экземпляры,
доступные им.
В частности,
именно эта
особенность
послужила
основанием
для
дискуссий по
поводу приоритетности
прототипизации
или экземпляризации
в социальном
познании.
Например,
Бревер (Brewer, 1988)
утверждает,
что люди
становятся
более знакомыми
с категорией
при
изменении
прототипической
репрезентации
на
экземплярную.
На уровне
здравого
смысла это и
понятно –
оперирование
усредненной
абстракцией
при оценке
категории
довольно
сложная
задача,
гораздо
проще ее
понять
посредством
нахождения
репрезентирующего
ее экземпляра.
В то же время
Джадд и Парк (Judd, Park, 1988)
утверждают,
что люди
используют и прототипы
и экземпляры
для
определения
групповой принадлежности,
но только
экземпляры
для определения
аутгруппы
(чужих, не
принадлежащих
к своей
группе). Тем
не менее,
дискуссии по данной
проблеме все
еще далеки от
завершения.
При
всех
перечисленных
оговорках
использование
прототипизации
достаточно
широко распространено
в практике
социального
познания.
Нами
сформулирована
гипотеза о
том, что
прототип
выступает в
качестве
ведущего при
первичной
оценке
объекта,
общей ориентировке
в
происходящем,
экземпляры
же или
конкретные
образцы
включаются в
познавательный
процесс при
углубленной
ориентировке
или недостаточности
представленной
в прототипе
информации
для решения
поставленной
задачи.
Причем, если
привлечение
экземпляра
автоматизировано,
т.е. носит
алгоритмизированный
характер, то
прототип,
прежде всего,
выполняет
ориентировочную
функцию.
По
мере
категоризации
личности,
события или
ситуации в
процесс
социализации
включается
схематизация
–
нахождение в
опыте
соответствующей
схемы.
Наиболее
часто
встречающееся
определение
схемы – знания о
понятиях или
типах
стимулов,
включающие
их атрибуты и
отношения
между ними (Fiske, Taylor, 1991).
Схемы
представляют
собой ряд
взаимосвязанных
мыслей,
представлений,
аттитюдов, предоставляющих
возможность
быстрого распознания
объектов при
наличии ограниченных
информационных
ресурсов. В наиболее
общем виде
они
представляют
собой
некоторые,
основанные
на
индивидуальном
опыте
обобщенные
представления
в отношении
объектов и
ситуаций,
применяемые
к их быстрой
оценке и
прогнозированию
возможного
развития
отношений.
Когнитивные
схемы
организуют репрезентации
людей по
отношению
конкретных
аспектов их
окружения,
создают
основания
для
ориентации и
избрания
оптимальной
стратегии
обращения.
Схемы очень
сходны с
прототипами
и часто
используются
взаимозаменяемо
(Hogg, Vaughan,
1995: 54).
Наиболее
известными
работами по
проблеме
схематической
репрезентации
являются работы
Bartlett (1932), Bruner (1957), Anderson, Pichert (1978).
Схематические
механизмы в
социальной психологии
рассматривались
в работах Markus, Zajonk
(1985), Fiske, Taylor (1991), Wyer, Carlston (1994).
Жизненная
эмпирия
показывает
что, сталкиваясь
с ситуацией
или
конкретным
объектом,
человек уже
обладает
некой
схематизированной
структурой
представлений
об объекте,
ситуации и
возможной
логике
развития
событий.
Более того,
даже при
очевидной
для других
неадекватности
избранной
схемы он
упорно
придерживается
ее. Причем,
человек
буквально
напичкан
самыми
разнообразными
схемами,
составляющими
его
алгоритмический
оценочный и
поведенческий
багаж. Как
отмечают
Лейенс и
Дарденн (1996: 116-117),
люди не
снабжены всеми
необходимыми
атрибутами
на каждый день.
Первое,
каждый
объект, а
точнее
представления
о нем
обладают
элементом
неопределенности,
заполняемой
наличными
информационными
ресурсами,
представленными
в имеющихся
схемах.
Второе, ряд
схем могут
объединяться
друг с другом
в
семантические
сети. Чем
более близки
схемы друг по
отношению к
другу, тем
более
вероятна их
одновременная
активация,
предоставляющая
полезную
информацию.
Обладая
способностью
совершать выводы
и делать
обобщения на
будущее,
фиксируемые
в опыте в
виде схем
люди
получают дополнительные
ресурсы
оптимального
функционирования.
Последующая
проверка
правильности
данной схемы
приводит к
увеличению
вероятности
ее будущего
воспроизведения.
Различают
следующие
типы схем:
схемы
личности;
ролевые
схемы;
скрипты;
схемы
свободного
содержания;
схемы
самости.
Схемы
личности –
индивидуализированные
структуры
знаний о
конкретных
людях и их
особенностях.
По существу
по отношению
к любому
знакомому, да
и не знакомому
человеку
формируется
некая имплицитная
теория
личности,
которая
представлена
в опыте в
виде схемы,
отражающей
субъективно
наиболее
существенные
или значимые
характеристики.
Встречаясь с
человеком, в
большинстве
случаев мы не
осуществляем
его детальное
изучение, а
как бы
осуществляем
поиск наиболее
пригодной
схемы и
выступающей
в дальнейшем
в качестве
ориентира
для развития
взаимоотношений.
Причем,
детальность
схемы во
многом
определяется
степенью
знакомства с
человеком,
его
типичности и
т.п.
В
большинстве
исследований
схемы
личности
выводятся
как
прототипы
черт, причем
черт, наиболее
характерных.
Собственно
говоря, в
данном
случае можно
говорить о
тех
существенных
чертах
личности,
которые
входят в ее
формулируемую
имплицитную
теорию. В
целом, подобное
схематизированное
представление
позволяет
нам,
во-первых,
получить
информацию о
том, какого
типа человек
перед нами и,
во-вторых,
антиципировать
природу и
перспективы предстоящего
взаимодействия.
Кантор и Мишел
(Cantor, Mischel,
1977, 1979), утверждают
что черты
личности в
данном
случае
выступают как
концептуальные
прототипы,
используемые
в процессе
переработки
информации о
других людях.
Ролевые
схемы
– структуры
знаний о
требованиях,
предъявляемых
к
определенным
социальным
ролям. Каждый
из нас
обладает представлениями
о том, что
должен
делать, каким
должен быть
человека,
занимающий
определенную
позицию в
обществе, т.е.
выполняющий соответствующую
социальную
роль. Эти представления
могут
варьироваться
от человека к
человеку, от
ситуации к
ситуации, но,
тем не менее,
они
определяют
наши
ожидания. А
ожидания, в
свою очередь,
формируют
своеобразную
предуготованность
к определенного
рода оценкам
и
интерпретациям.
Скрипты
(схемы
ситуаций) –
структуры
знаний об
определенных
событиях. В
случае
скриптов
речь идет о зафиксированных
в опыте
человека
представлениях
о том, что
представляют
определенного
рода
ситуации и
чего можно
ожидать от них,
как вести
себя.
Примерами
такого рода ситуаций
являются
посещение
чиновника, встреча
с педагогом,
вечеринка,
спортивное мероприятие,
свидание и
сотни других.
Главное
заключается
в том, что
планируя
встречу с
такого рода
ситуацией мы
антиципируем
ее и развитие
событий в ней.
Причем,
сталкиваясь
с ней
непосредственно
с ней целиком
полагаемся на имеющийся
скрипт, не
всегда сразу
замечая его
рассогласование
с
реальностью.
Шенк
и Абельсон (Schank, Abelson,
1977), утверждают,
что
понимание
поведения
человека в
определенных
ситуациях с
позиции здравого
смысла
характеризуется
огромным
репертуаром
неосознаваемых
знаний и обобщений
– своего рода
поведенческой
прагматики,
ориентирующей
нас в
повседневной
жизни. Эти
обобщения по
поводу самых
разнообразных
событий в
жизни
складируются
в структурах
памяти и при
появлении
такого рода
необходимости
воспроизводятся
в качестве
готового ориентировочного
шаблона,
создающего
возможность
быстрой
ориентировке
в ситуации,
без ее
скрупулезного
изучения.
Тем
не менее,
скрипты и
планы
представляют
собой не
просто
стеретипизированные
последовательности
событий, они
включают еще
и
представления
интенциях и
целях людей.
Целеориентированное
знание формирует
то
необходимое
основание, на
котором и
строится
процесс
понимания
поведения в конкретной
ситуации.
Схемы
свободного
содержания –
содержат
ограниченный
набор правил
обработки
информации,
способствующий
ориентироваться
и принимать
решения в
ситуациях, не
имеющих
аналогов в
жизненном
опыте.
Примером
являются
правила
формальной
логики. Попадая
в совершенно
незнакомый
город, встречаясь
с
неизвестными
людьми, мы,
тем не менее,
не теряемся,
а используем
некоторый
набор универсальных
правил
поведения в
ситуации
неизвестности,
который и
помогает в
определенных
рамках
ориентироваться
в ней.
Схемы
самости –
охватывают
значимые
аспекты
представлений
людей о самих
себе,
крайности в
самохарактеристиках,
часто
выражающие
противопоставление
себя другим.
Люди
обладают большим
числом схем
самости,
определяющих
своеобразие
отношения к
поступающей
информации.
Подчеркиваю,
что у каждого
человека может
быть
достаточно
большое
количество
схем самости,
включаемых в
соответствующих
ситуациях и
определяющих
как
самоотношение,
так и поведение
в них.
Хейзель
Маркус (Markus)
описывает
схемы
самости как
«когнитивные
генерализации
о самости,
основанные
на предшествующем
опыте,
организующие
и направляющие
информацию,
относящуюся
к самости,
содержащуюся
в
индивидуальном
человеческом
опыте» (1977: 64).
Схема
охватывает
определенное
измерение,
отражающее
какую-либо
наиболее
характерную
черту или
особенность
Я-концепции.
Например,
центральной
схемой для
самости может
выступать
закомплексованность
по поводу
какой-либо
детали
внешности.
Если человек
комплексует
в отношении
собственной
курносости,
то он может
нарисовать
себе трагическую
картину
жизни
связанную со
всеми
последующими
невзгодами.
Более того, любой
нейтральный
взгляд в
собственный
адрес может быть
интерпретирован
как
очередное
подтверждение
своей
ущербности. В
целом, схемы самости
описываются
как хорошо
разработанные
структуры,
связанные с
наиболее выраженными
и
устойчивыми
характеристиками
личности и
поведения. Ее
отличительный
признак -
статичность
и трудная
изменяемость.
Внутренняя
организация
схем. В
соответствии
с уже
упоминавшимися
работами Rosch по
категориям
естественных
объектов, схемы
так же
рассматриваются
как
иерархически
структурированные
от более
абстрактных
и общих
категорий
информации в
вершине
структурной
пирамиды к более
частным и
специализированным
категориям
внизу. Это
позволяет
личности
двигаться от
более
конкретных
образцов к более
общим
уровням
выведения.
Таким
образом,
информация
может
обрабатываться
на различных
уровнях абстракции
по мере
продвижения
по структуре
схем.
Различные
схемы могут
так же иерархически
связаны друг
с другом,
образуя межсхемные иерархии,
в которых
более
высокоупорядоченные
схемы
соотносятся
с более
конкретными,
низкоупорядоченными.
Тем
не менее, строго
иерархическая
организация
информации
не является
единственным
способом структурирования
социальной
информации.
Могут
использоваться
упрощенно
линейные или
сложные
сплетения
ассоциаций.
Организующие
элементы
схем
показывают
способы организации
индивидом
информации о
конкретных
социальных
областях. В
частности,
Тейлор и
Крокер (Tailor, Crocker,
1981), показали
предпочтительность
использования
сбалансированной
организации
структур для
межличностных
взаимоотношений
и линейных
структур для
схем, в
которых преобладают
отношения
доминирования.
Схемы
социальных
событий или
скрипты
состоят из
сценических
действий,
организованных
во временной
последовательности.
Эта временная
последовательность
отражает целеориентированную
природу
поведения
представленную
в схеме события.
По
отношению к
организации
схем в
современной
социальной
психологии
представлено
два общих
подхода – схематический
и
экземплярный.
Первый,
основанный
на
когнитивных
моделях
памяти может
быть сведен к
следующим
основным
положениям:
1.
Основополагающий
вывод о
особенностях
репрезентации: схема
представляет
структурную
единицу знания
о некотором
объекте или
понятии. Схемы
репрезентируют
абстрактные
или обобщенные
знания,
противопоставляясь
детализированному
знанию об
эпизоде,
связанному с
конкретным
временем и
контекстом (Fiske, Taylor, 1991; Markus, Zajonk, 1985).
2.
Активация: схема
может быть
активирована
эксплицитными
размышлениями
о вопросе или
столкновением
с
соответствующей
информацией.
Активация
схемы делает
доступным
все структурированное
знание, содержащееся
в ней.
3.
Уровень
доступности: схема
может быть
активирована
и использоваться
в той
степени, в
которой она
доступна.
Доступность
определяется
недавностью
и частотой
использования.
4.
Независимость
единиц: схемы
представляют
собой
независимые
единицы. Соответственно,
если одна
схема
становится
активной, это
не
обязательно
приводит к использованию
другой,
связанной с
ней схемы.
5.
Интерпретативное
влияние
схемы:
схемы влияют
на
интерпретацию
воспринимаемых
стимулов. Это
означает, что
схема влияет
на интерпретацию
неопределенной
или
недоступной
информации.
Схема,
соответствующая
интерпретации
стимула,
может быть
раскодирована
из памяти
подобно
ситуации
присутствия стимула.
6.
Влияние
схемы на
концентрацию
внимания: в
зависимости
от
обстоятельств
активированная
схема
направляет
внимание,
иногда на
соответствующую,
а иногда на
неожиданную
или не соответствующую
информацию.
7.
Восстановительная
сигнально-реконструктивная
функция схем: схемы
также могут
влиять на
восстановление
и принятие
решений,
основанных
на памяти. Схема
может
выступать в
качестве
источников
сигналов,
способствующих
воспроизведению
соответствующей
схеме
информации. Она может
также
служить в
качестве
руководства
в отношении
догадок и
реконструкции
в случае
неудачных
попыток
интерпретации
неопределенных
результатов
(Приводится
по: Smith E.R., Queller S., 2003, с.
7-8).
Различные
теоретические
выводы о
схематических
механизмах
варьируются
в определенных
аспектах:
1.
Считается,
что схемы
репрезентируют
информацию о
наиболее
типичных
характеристиках
определенных
понятий,
например,
посещении
ресторана
или врача.
Тем не менее,
в некоторых
случаях,
делаются
выводы о том,
что схемы
репрезентируют
общие
правила
выведения,
независимые
от
конкретной
содержательной
области
(например,
теория
баланса Heider может
быть описана
как схема).
2.
Существует
варьирование
в
моделировании
путей
доступа к
схемам,
включая
модели складирования,
батарей и
синапсические
модели (Wyer, Srull, 1989; Higgins, 1996).
Как
альтернатива
схематическому
подходу,
основанному
на абстрактном
процессе
переработки
информации
развивается
более
«жизненно
приземленный»
с точки зрения
его
представителей,
экземплярный
подход.
Экземплярные
репрезентации
основываются
на
экземплярных
моделях
категоризации,
описание
которых
представлено
в работах Medin и Schaffer
(1978). Данные
модели
преуменьшают
роль абстракций
(таких как обобщения
о средних
характеристиках
категорий) и,
наоборот,
подчеркивают
роль
специфического
опыта. В
несоциальном
познании
наиболее известные
работы
включают Brooks (1978), Jacoby, brooks (1984), Whittsella
(1987), а в
социальной
психологии – Lewicki (1985), Smith (1988, 1990), Linville, Fischer,
Salovey (1989).
Экземплярные
механизмы
основываются
на ряде
основных
идей:
1.
Основополагающий
вывод о
репрезентации:
репрезентации
записывают
информацию о
специфических
стимулах или
жизненном
опыте, а не об
абстрактных
обобщениях.
Такие
репрезентации
могут
конструироваться
на основе соответствующего
действительности
восприятиях
стимульных
объектов,
выводов о
них,
воображении,
вторичных
обсуждениях
и т.п.
2.
Репрезентации
фиксируют
будущие
воспроизведения:
репрезентации
специфических
стимулов фиксирует
паттерны
будущих
воспроизведений.
Такие
репрезентации
поддерживают
наблюдательную
чувствительность
людей к установлению
взаимосвязей
с
характеристиками
категорий
(например,
они знают о
том, что
небольшие
птицы более
склонны к
пению, чем
большие; Malt, Smith, 1984).
Наоборот,
схемы должны
содержать
только информацию
о типичных
характеристиках
(например,
что птицы
обычно маленькие
и они обычно
поют), а не о
будущей
воспроизводимости.
3.
Активация
экземпляров
повторяющимися
сигналами:
воспроизводимые
сигналы
(самогенерируемые
или внешние
по
происхождению)
активируют
все
запечатленные
экземпляры
параллельно.
Каждый
экземпляр
активируется
в той
степени, в
которой он
сходен с
воспроизводимым
сигналом.
Активация не
синонимична
воспроизведению,
а наоборот
делает
активированные
экземпляры
доступными
для влияния
на принятие
решений или
формирования
впечатления (Hintzman, 1986).
4.
Параллельный
непосредственный
подсчет: когда
новый стимул
должен быть
оценен,
категоризирован,
или должно
быть принято
решение о
нем,
осуществляется
сравнение
многих
параллельно
активированных
экземпляров.
Сходно, когда
требуются
обобщения о
типе
стимулов они
просчитываются
посредством
активации
всех экземпляров
банного типа
и их
суммирование.
5.
Влияние
на
интерпретацию,
внимание и
принятие
решения: влияние
активированной
массы
экземпляров
осуществляется
сходным
образом с
атрибутированием
схемами. Это
означает, что
активируемые
экземпляры
оказывают
влияние на
интерпретацию,
внимание,
воспроизведение
и
реконструкцию
на
предсознательном
уровне
(Приводится
по: Smith E.R., Queller S., 2003, с.
8-9).
Представители
экземплярного
подхода различаются
в выводах о
том, где
сохраняются экземпляры,
а также где
сохраняются
абстракции и
экземпляры.
Таким
образом,
способ
организации
схем зависит
от ее
подхода,
содержания,
уровня знаний
личности и
уместности
по отношению
к конкретному
содержанию.
Использование
схем.
Люди,
ситуации и
события
могут
обладать различными
характеристиками,
не всегда
очевидными
для выбора в
качестве
оснований
для
категоризации,
а
следовательно
для выбора
соответствующей
схемы. Общая
характеристика
особенностей
осуществления
выбора той
или иной схемы
и
детерминант
этого
выбора
представлена
на рисунке 2.
Как видно на
выборе схемы
может отразиться
довольно
большое
количество
условий и
факторов.
Например,
конкретный
человек
может быть
белорусом,
женщиной
католического
вероисповедания
из
гродненской
области,
остроумной,
хорошо
начитанной,
не очень спортивной
и работающей
инженером.
Что будет детерминировать
основания
выбора для ее
категоризации
и выбора
соответствующей
схемы?
В
процессе
выбора схем
люди исходно
предпочитают
принятие
скорее
субтипов,
нежели уровня
представленности
в иерархии, а
также более
предпочтительное
принятие
стереотипов
и социальных
ролей по
сравнению со
схемами черт
(Augoustinos, Walker, 1996).
Предпочтение
может
отдаваться
так же более
легко
идентифицируемым
и активизируемым
схемам,
основывающимся
на индивидуально
значимых
индикаторах,
например,
цвету кожи,
одежде,
привлекательности,
контекстуальной
отличаемости
(единственная
женщина в
компании
мужчин) и т.п.
большую роль
играет
привычность
использования
схем к оценке
человека (Hogg, Vaughan,
1995: 57). Причем, чем
чаще схема
используется,
тем более
верифицированной
она
субъективно
воспринимается,
формируя иллюзию
валидности.
Примером
такого рода ригидности
использования
схем часто
является
практика
людей,
работающих в
системе человек
– человек в
течении
многих лет, в
частности, педагогов.
Опыт работы
со многими
классами и
учениками
приводит к
типизации последних
и
последующей
схематизации,
по крайней мере,
наиболее
выделяющихся.
В
последствии
же
выработавшаяся
схема
начинает
оказывать
медвежью
услугу
педагогу, т.к.
у него формируется
представление
о том, что он
уже представляет,
какое
развитие
взаимоотношений
с данным
учеником его
ждет.
Сформировав
схему
личности,
учитель,
одновременно,
формирует у
себя
интерпретационный
фрейм (Yanchuk,
1998), задающий
тенденциозность
в интерпретации
наблюдаемого.
Наконец,
люди
проявляют
склонность к
использованию
соответствующих
состоянию схем
(Erber, 1991) и
схем,
основывающихся
скорее на
предшествующей,
нежели на
последней
информации.
Приводится
по: Hogg, M.A., Vaughan, G.M., 1995, с. 57.
Этот,
в известной
степени
автоматизированный
процесс,
ориентирован
преимущественно
на принятие
функциональных
и соответствующих
характеру
решаемых
задач схем, обладающих
ограниченную
рамками
точность (Swann, 1984). Правда,
в других
ситуациях
люди
нуждаются в
более точных
схемах,
максимально
привязанных
к
конкретному
объекту и
обстоятельствам.
Это
изменение в
использовании
схем
получило
название
изменения с
ориентированных
на теорию
схем на
схемы,
ориентированные
на данные (Fiske, 1993).
Иллюстрация
сказанному
представлена
на
приведенном
рисунке
особенностей
выбора схем
Х.Х. Если
цена
совершения
ошибки
возрастает, люди
более
внимательно
относятся к
данным и
могут использовать
более точные
схемы (Hogg,
Vaughan: 1995: 57).
В
исследованиях
процесса
применения
схем описан
ряд
индивидуальных
различий:
1.
Атрибутивная
сложность –
люди
варьируются
в
комплексности
и числе
объяснений
поведения
других людей.
2.
Неопределенность
ориентации –
люди
варьируются
по
заинтересованности
-
незаинтересованности
в получении информации.
3.
Потребность
в знаниях –
люди
различаются по
заинтересованности
в получении
глубоких
знаний об
объектах.
4.
Когнитивная
комплексность
– люди различаются
по
комплексности
когнитивных
процессов и
репрезентаций
(там же, с. 58).
Маркус
(1977) показала
наличие
выраженных
различий по
степени
сложности
схем
собственной
самости,
установив,
что эта
сложность определяет
и характер
схематического
восприятия
других.
Приобретение
развитие и
изменение
схем.
В
соответствии
с общей
теорией схем
они научаются
или
приобретаются
из прямого
или опосредованного
опыта
взаимодействия
с социальным
окружением.
Именно через
непосредственный
опыт и
происходит
формирование
основного
репертуара
схем (Rumelhart,
1984).
Менее
исследован
процесс
формирования
схем. Большая
часть из
предложенных
различными
авторами
процессов
носит
преимущественно
гипотетический
характер. Тем
не менее,
Норманн
Румелхарт (N. Rumelhart, 1978)
выделяют
следующие
три процесса:
1.
Наращивание
– тип
научения
фактов,
прослеживание
которых
приводит к их
фиксации в памяти
для
последующего
воспроизведения.
2.
Настройка
–
сформировавшаяся
схема переопределяется
и
адаптируется
для более тесного
увязывания с
жизненным
опытом.
3.
Реструктурирование
– процесс
создания
новых схем
через их паттернированное
обобщение.
Хиггинс
с соавторами
(Higgins, Kuipper,
Olson, 1981)
предлагают
смещение
акцентов
сторону определения
состояний
приобретения,
могущих
оказывать
воздействие
на
взаимодействие
между
зафиксированной
в памяти
информацией
и ее последующим
воспроизведением
(индукция –
пропозициональная
трансмиссия;
одновременность
–
последовательность
образцов;
частичность –
последовательное
соответствие
образцов;
концентрированность
–
рассеянность
образцов).
Росбарт
(Rothbart, 1981)
предлагает
следующие
три процесса:
1.
Бухгалтерия
– медленный
процесс
изменения
как реакция
на новую
очевидность.
2.
Конверсия
– изменение в
случае
достижения
противоречиями
старой схемы
состояния критической
массы,
сопровождаемое
радикальной
трансформацией.
3.
Субтипизация
– изменение
конфигурации
схем, как
реакция на
опровержения,
посредством
выделения
ряда
субкатегорий.
Процесс
изменения
схем
описывается
через
выделение
его ряда
временных
особенностей:
1.
Схемы
становятся
более
абстрактными
и менее
связанными с
конкретными
примерами по
мере их
накопления (Park, 1986).
2.
По
мере
накопления
примеров
схемы становятся
богаче и
комплекснее (Linville, 1982).
3.
С
ростом
комплексности
схемы
становятся более
строго
организованными,
приобретая
все более
сложные
связи между
составляющими
их элементами
(McKiethen,
1981).
4.
Увеличивающаяся
организованность
приводит к
все
большей
компактности
схем (Schul,
1983).
5.
Схемы
становятся
все более
устойчивыми,
отфильтровывая
противоречивые
элементы, снижающие
валидность (Fiske, Neuberg, 1990).
6.
При
прочих
равных,
процесс
развития
схем направлен
на повышение
их точности (Hogg, Vaughan, 1995).
Фиске
и Дайер (Fiske, Dyer, 1985), использовав
положения
теории
немонотонного
научения,
показали, что
развитие
схемы
происходит первоначально
из научения
ряду
независимых
и не интегрированных
компонентов
к отдельным и
интегрированным
схематическим
единицам со
строгими
ассоциативными
связями между
компонентами.
Эти
ассоциативные
связи укрепляются
в процессе их
применения
условиях
реальной жизненной
практики,
что, в свою
очередь приводит
к тому, что
при
включении
одного из компонентов
активизируется
вся
схематическая
структура.
Столь
детальное
рассмотрение
проблематики
схематизации
обусловлено
той популярностью,
которую она
приобрела в
исследованиях
1980-90-х годов. В то
же время,
наряду с уже
отмечавшимися
достоинствами
схематический
подход
обладает и
рядом
уязвимых черт
(Augoustinos, Walker, 1996).
Тем не менее,
исследования
в данной
проблемной
области
продолжают
интенсивно
развиваться
и сегодня.
Подобно
соотношению
категорий и
прототипов в
качестве
парной
единицы по
отношению к
схеме
выступает
эвристика.
Арсенал зафиксированных
в опыте схем
хоть и велик
и многогранен,
но, во-первых,
он, статичен,
а во-вторых,
обладает
низкой
прогностичностью.
Человек же в
своей жизни
довольно
часто попадает
в ситуации, в
которых
необходимо принятие
достаточно
новых
решений. В
них он полагается
на эвристики,
представляющие
собой
основанные
на имеющемся
опыте предположения,
предвосхищения
или прогнозы
наличия у новых
объектов
определенных
свойств и качеств,
а у событий -
тенденций
развития.
Тверски (Tversky) и
Канеман (Kahneman)
определяют
эвристики
как
«принятые,
неформальные
руководства,
рассматриваемые как
полезные и используемые
людьми при
принятии ими
решений и
формировании
прогнозов» (1974).
Исследования
эвристик
проводились
как раз
взаимосвязано
с
исследованиями
проблематики
схем.
Отмечается,
что при
отсутствии
достаточных
оснований
для
систематического
изучения объекта
или
происходящего
люди могут
основывать
свои решения
на принятии
информации о
некоторых
периферических
источниках, не
связанных
непосредственно
с ними (Stroebe,
Jonas, 1996). Эти
предвосхищения
могут быть
как простыми,
основанными
на
элементарных
схемах или
принятиях
решений
(например,
непререкаемое
доверие
экспертам),
или сложными,
предполагающими
комплексные
модели развития.
В любом
случае,
применение
эвристик позволяет
хоть
каким-либо
образом
сориентироваться
в
относительно
неопределенной
ситуации.
Различают
несколько
типов
эвристик:
доступные
эвристики;
моделируемые
эвристики; приспосабливаемые
эвристики;
эвристики репрезентативности.
Доступные
эвристики
представляют
собой
наиболее
доступную информацию
о событиях,
т.е. быстро
припоминаемую
и представляемую.
Они
используются
для
определения
частоты или
вероятности
события на
основании
быстро
припоминаемых
примеров или
образующихся
ассоциаций. В
случае доступности
внушающих
доверие
примеров
люди резко
повышают
вероятность
их
применимости
к
производимой
оценке.
Доступные
эвристики во
многих случаях
помогают
людям
ориентироваться
в происходящем
и более или
менее
адекватно прогнозировать
развитие
событий.
Однако во
многих
ситуациях
они же
приводят к
неадекватности
и ошибочным
решениям.
Моделируемые
эвристики -
представляют
конструирование
возможных
сценариев
будущего
развития
событий. Человек
конструирует
вероятностную
модель
возможного
развития
событий,
предполагающую
один или
несколько
вариантов,
взвешивает
их и
принимает
соответствующее
решение. Как
и в
предшествующем
типе, здесь
многое зависит
от
индивидуального
стиля
принятия решений.
Одни –
предпочитают
быстрое
конструирование
«единственно
верной»
модели,
другие –
тщательный
анализ
вариантов.
Приспосабливаемые
эвристики –
представляют
формирование
оценок или
прогнозов
посредством
нахождения в
собственном
или опыте
других людей
исходных
образцов или
шаблонов
(якорей) и их приспособление
к ситуации. В
случае
приспосабливаемых
эвристик
часто
реализуется так
называемый
эффект
якорения,
проявляющийся
в том, что
исходная
оценка
оказывает
существенное
влияние на последующие.
Формируется
навязчивый
прогноз,
который даже
при
возможном
просчете
вариантов оказывается
более
предпочтительным.
Эвристики
репрезентативности
–
представляют
принятие
решения или
прогноза
вероятности
посредством
полагания на
информацию,
рассматриваемую
как репрезентативная
для данной
группы или
категории.
Примером подобного
рода
эвристик
является
гиперобщение
людей в
ситуации
неопределенности,
основанное
на
собственном
опыте или опыте
других людей
как условие
выхода из
нее. Эвристики
репрезентативности часто
приводят к
ошибочным
прогнозам
или оценкам в
силу того,
что даже при
проверке
верности сформированных
оценок или
прогнозов
при посредстве
обращения к
авторитетным
другим,
человек
попадает в
собственный
капкан. Т.к.
обращается к людям
исходно
солидарным с
ним, но
отнюдь не
отражающим
всей
совокупности
возможных
вариантов
решений.
Проблематика
эвристик и их
роли в
социальном
поведении
изучена
довольно
слабо и требует
последующих
исследований.
Ясно, что
роль
эвристик в
процессе
принятия
решений
достаточно
велика и в
силу динамичности
жизни и
полагание на
статичный
прошлый опыт
не дает
достаточных
оснований
для
адекватных
прогнозов и
оценок. Так же
велика роль
знания об
особенностях
применяемых
конкретным
человеком
эвристик по
той причине
что оно дает
хорошее
основание для
определения
какие
решения и
оценки он
будет
принимать в
будущем.
В
социально-психологической
литературе последних
лет часто
имеет место
отождествление
схем со
стереотипами
(Augoustinos, Walker, 1996),
хотя
категория
стереотипа
хронологически
появилась
значительно
раньше и
имела несколько
отличную от
когнитивной
традиции
трактовку.
Исходно
стереотип
рассматривается
как
«определенный
набор
относительно
устойчивых,
упрощенных
обобщений о
группе или
классе
людей» (Reber, 1996: 754), или как
«абстрактные
умственные
репрезентации
социальных
групп –
групповых
схем и
групповых
прототипов» (Manstead, Hewstone,
1996: 628).
Подчеркивался
именно негативный
набор
характеристик,
как правило, в
связи с
национальными
или расовыми
различиями.
Даже в случае
позитивных
стереотипов
чаще речь шла
о неточных,
искаженных
представлениях.
Сегодня более
принятым
считается
определение
стереотипа
как «ряда
широко распространенных
обобщений о
психологических
характеристиках
группы или
класса людей»
(там же).
Стереотип
отличается
от процесса
стереотипизации
представляющей
форму
реализации
такого рода
представлений
для
категоризации
или
классификации
социальных
объектов. Учитывая
то
обстоятельство,
что мы анализируем
стереотип в
качестве
именно
единицы
социального
познания, по
моему мнению,
уместно
использование
следующего
определения
стереотипа –
«относительно
устойчивый и
упрощенный
образ
социального
объекта
(группы, человека,
события,
явления и т.п.),
складывающийся
в условиях
дефицита
информации
как результат
обобщения
личного
опыта индивида
и нередко
предвзятых
представлений,
принятых в
обществе»
(Петровский,
Ярошевский, 1990:
384).
Функции
стереотипов. Наличие
социальных
стереотипов
играет
весьма
существенную
роль в
социальной
жизни по той
простой
причине, что
без них, при
отсутствии
исчерпывающей
информации о
происходящем
или наблюдаемом
невозможны
были бы ни
адекватная
оценка, ни
адекватный
прогноз. Во-первых,
стереотип
позволяет
резко
сократить
время реагирования
на
изменяющуюся
реальность; во-вторых,
ускорить
процесс
познания;
в-третьих,
предоставить
хоть какое-то
первичное
основание
для
ориентировки
в происходящем.
В то же время,
возникая в
условиях
дефицита информации,
социальный
стереотип
часто оказывается
ложным и
играет
консервативную
роль,
формируя
ошибочные
представления
людей о
происходящем,
деформируя
процесс интерпретации
происходящего
и характер межличностного
взаимодействия.
Любой социальный
стереотип,
оказавшийся
верным в
одной
ситуации
может
оказаться
неверным в
другой и,
следовательно,
неэффективным
для решения
задачи ориентировки
личности в
окружающем
социальном
мире.
В
европейской
социально-психологической
традиции
проблематика
социального
стереотипа и
стереотипизации
особенно
тщательно
разрабатывалась
Тэжфелом (Tajfel, 1981), показавшим
взаимосвязь
процессов
категоризации
и стереотипизации.
Он
обосновывал, что
принимая
решение по
какому-либо
избранному
измерению,
люди
мобилизуют
любые относящиеся
периферические
измерения,
которые
могут оказаться
полезными
для
ориентировки.
В соответствии
с
предложенным
им принципом акцентуации:
1.
Категоризация
стимулов
вызывает
перцептивную
акцентуацию
межкатегориальных
сходств и
различий по
измерению,
предполагаемому
как
коррелирующее
с
категоризацией.
2.
Эффект
акцентуации
усиливается
при значимости
категоризации,
уместности
или ценности
их для
субъекта.
Принцип
акцентуации
составляет
ядро работ Тэжфела
по
межгрупповым
взаимоотношениям
и групповому
членству,
которые послужили
в
последствии
к развитию Turner и
коллегами
теории
социальной
идентичности
и теории
само-категоризации
(Hogg, Vaughan,
1995). Тэжфел,
тем не мене,
считал, что в
то время как
категоризация
может
объяснять
процесс
стереотипизации
как
зависящее от
контекста
искажение
различной
силы, он не
объясняет,
например,
стереотипов
относительно
конкретной
группы. Он
считал, что
полное объяснение
социальной
стереотипизации
нуждается в
несколько более
широком
анализа
межгрупповых
взаимоотношений
и социальных
функций
стереотипов.
Формирование
и сохранение
стереотипов.
Стереотипы
формируются,
прежде всего,
в результате
воспринимаемой
характерности
фиксируемых
отличий или
особенностей.
Будучи
установленными,
они
поддерживаются
в силу того,
создают
необходимую
ориентировочную
основу в
отношении
оценки
определенного
рода
социальных
объектов,
приводя к
проявлению
эффекта
первого
впечатления,
задающего
своеобразия
отношения.
Стереотипы
как бы
принуждают
людей на
осуществление
поиска
информации
поддерживающей
его. В данном
случае
формируется
интерпретационный
фрейм,
задающий
характер
интерпретации.
Возможности
поддержания
и укрепления
в силу присущего
человеку
субъективизма
и связанными
с ним
неисчерпаемыми
ресурсами предубежденного
интерпретирования
и атрибутирования.
Поддержание
стереотипа в
устойчивом
состоянии обеспечивается
и
особенностями
познавательной
активности,. Т.к.
стереотипы
выполняют
существенную
для личности
функцию –
поддержания
соответствия
или
консонанса в
системе
представлений.
Стереотипы
оказывают
влияние на
то, как будет
интерпретироваться
поступающая
информация,
особенно в
случаях отсутствия
альтернативной.
В
соответствии
с их
функциональной
ролью в
упрощении и
прояснении
социального
окружения,
стереотипы
выступают в
качестве
инструментов
сохранения
возможностей,
используемых
в ситуациях
когнитивной
напряженности.
Изменение
стереотипов.
Практически
всеми
исследователями
отмечается
факт сложной
изменяемости
стереотипов.
Одним из
решающих
условий
такого рода
изменений
является
столкновение
с их опровержением
на
собственном
трудно
опровергаемом
опыте. Сам
процесс
изменения
редко бывает
радикальным,
а чаще
последовательным,
напоминая
оттаивание. В
качестве
процессов
изменения
стереотипов
называют уже
представлявшиеся
выше
бухгалтерию
и конверсию (Manstead, Hewstone,
1996).
Представленный
обзор
исследований
по социальной
стереотипизации,
конечно же,
не дает
исчерпывающего
представления
о проблемной
области. Основной
задачей была
демонстрация
его роли в
социальном
познании.
Перечисленные
особенности
и
функционала
стереотипов
позволяет
согласиться
с мнением Augustinos Walker (1996) и
возможности
их
отождествления
со схематизацией.
Вместе с тем,
эти же авторы
предлагают
отождествление
стереотипов
со следующей
единицей и,
одновременно,
процессом -
социальными
репрезентациями.
Понятие
репрезентаций
имеет
длительную историю
и
распространение
в ряде
взаимосвязанных
дисциплин в
социальных
науках. Термин
же
социальные
репрезентации
ассоциируется,
прежде всего,
с именем выдающегося
французского
социального
психолога
Серджо
Московичи (Moscovici),
определявшего
их как
«когнитивные
системы,
обладающие
собственной
логикой и
языком … Они
являются не
просто
"представлениями
о чем-либо",
"образами
чего-либо"
или "аттитюдами
в отношении
чего-либо", а
"теориями"
или "областями
знаний" со
своими
собственными
правами, для
открытия и
организации
реальности»
(1973: xii).
Исходно
Московичи в
своих
рассуждениях
отталкивался
от понятия
«коллективных
репрезентаций»,
введенного
Дюркгеймом в
1898 году,
который
предложил
его для
различения
индивидуального
и
коллективного
мышления.
Коллективные
репрезентации
рассматривались
Дюркгеймом
как
представления,
широко
разделяемые
членами
общества, социальные
по природе и
происхождению
и относящиеся
к обществу.
Рассматривая
репрезентации
как существующие
в субстрате
индивида, он
все время
подчеркивал
невозможность
их объяснения
на
индивидуальном
уровне. В
этом коренное
отличие
европейской
традиции, стремящейся
преодолеть
американский
индивидуализм
и персоноцентризм,
что и
продолжают в
своих работах
Moscovici и его
последователи.
По Moscovici
социальные
репрезентации
представляют
собой идеи,
мысли, образы
и знания,
которые коллективно
разделяются
членами
общества:
согласованный
универсум
мыслей социально
создаваемых
и социально
коммуницируемых
для
формирования
частей
«общего
сознания» (Augoustinos, Walker, 1996: 135).
Социальные
репрезентации
относятся к основаниям
общего
знания и
информации,
которую
разделяют
люди в форме
теорий здравого
смысла о
социальном
мире. Они
включают как
концептуальные,
так и
иллюстративные
элементы,
посредством которых
члены
общества
получают
возможность
конструирования
социальной
реальности.
«Социальные
репрезентации
… имеют отношение
к содержанию
повседневного
мышления и
основаниям
идей, которые
придают
согласованность
нашим
религиозным
представлениям,
политическим
идеям и
взаимосвязям,
спонтанно создаваемых
нами подобно
дыханию. Они
делают
возможным
для нас
классификацию
людей и
объектов,
сравнивать и
объяснять
поведение и
объектифицировать
их как части
нашего
социального
окружения. Не
смотря на то,
что они локализованы
в сознании
мужчин и
женщин, они могут
быть найдены
"в мире", а,
следовательно,
изучены
обособлено» (Moscovici, 1989: 214).
Как
отмечал
Московичи,
одной из
отличительных
характеристик
современного
общества
является
динамическая
природа наших
убеждений,
ценностей и
деятельности.
Следовательно,
одним из
приоритетов
социальных
наук должно
быть
понимание
социальных
изменений и
изучение
«общества в
процессе».
Более того,
социальные
науки должны
способствовать
динамике
социальных
знаний и
направлять социальные
изменения. В
частности,
сама социальная
психология
должна быть
изменена
таким
образом,
чтобы
рассматривать
не просто
действия и
мыслительные
процессы индивидов,
но и,
одновременно,
их
культурный и
общественный
контекст.
Социальная
психология,
изучая
культуру,
эволюцию
здравого
смысла и его влияния
на
социальную
жизнь, может
быть антропологией
современного
общества. Как
таковая, она
могла бы
развивать
связи с социологией,
антропологией,
лингвистикой
и историей,
предполагая
альтернативные
подходы к исследованию
и построению
теории.
Особо
необходимо
отметить, что
теория социальных
репрезентаций
применяется
не только к
здравому
смыслу, но и к
самой науке.
Это
предполагает,
что развитие
теории
социальных
репрезентаций
и нашего
понимания
науки
происходят
независимо
друг от
друга. Теория
проводит
чёткое
разграничение
между наукой
и здравым
смыслом. Оно
предполагает,
что, хотя объективистский
взгляд на
реальность
характерен
для наук, для
изучения
здравого
смысла
требуется
другой
подход,
признающий
согласованную
и
конструктивную
природу
здравого смысла
и
социального
взаимодействия.
Подобно
здравому
смыслу, наука
представляет
собой
социальную
деятельность,
включающую активное
участие и
сотрудничество
учёных в
особом культурном
и
историческом
контексте. И,
прежде всего,
наука
творится
людьми
носителями такого
же здравого
смысла, как и
все остальные.
Ученый, даже
при всем его
желании, не
может
остраниться
от своей
человеческой
сущности,
стать в
позицию
некоего
абстрактного
богоподобного
существа,
холодно
взирающего
на
происходящее
в его
непосредственном
окружении. Он
так же
переживает,
так же как и
все
остальные не
может
освободиться
от своих
привязанностей
и
предубеждений.
Природа
социальных
репрезентаций.
Исходным
моментом в
построении
любой теоретической
конструкции
в контексте
определения
сущностных и
процессуальных
характеристик
социальных
репрезентаций
должно быть
определение
их структуры.
Московичи
разработал
трехкомпонентную
модель
социальных
репрезентаций:
информация
(суммы знаний
об объекте
представления),
установки
(как
обозначения
эмоционального
отношения к
объекту
представления)
и поля
представления
(характеризующего
внутреннюю
организацию
элементов
представления).
В дальнейшем
было
представлено
иерархическое
строение
поля
представления
и выделены уровни
этой
иерархии –
ядро и
периферия (Abric, 1984, 1989, 1994; Doise, 1985; Jodelet,
1989).
Центральное
ядро
(устойчивая
часть) образуется
несколькими
элементами
социальной
репрезентации
и служит для
организации
внутреннего
строения и
придания
смысла всей репрезентации
(Flament, 1989).
Периферия
(менее
устойчивая
часть) состоит
из скриптов,
схем,
стереотипов
и т. д. и «запускает»
быстрые
поведенческие
реакции, не
требующие
длительного
процесса
принятия
решения.
Процесс
перестраивания
периферийных
схем происходит
в случае
рассогласования
между уже
имеющимися
элементами
представления
и новыми,
отражающими
изменившуюся
действительность.
Здесь
периферия
играет роль буфера,
защищающего
центральное
ядро от
деформации.
Если новой
информации,
не
соответствующей
ранее сложившемуся
представлению,
слишком много
и
периферийные
схемы не
могут её
полностью
адаптировать,
изменения
затрагивают
и центральное
ядро, что в
свою очередь
может привести
к слому
старой
социальной
репрезентации
и созданию
новой.
Как
отмечает
Московичи,
структура
каждой репрезентации
раздвоена,
она имеет два
лица, не
отличающихся
друг от
друга. Мы
пишем, что
репрезентация
= образ/смысл,
подразумевая,
что любому
образу соответствует
один смысл и
любому
смыслу соответствует
один образ (1989,
с. 363).
Среди
последних
разработок
проблемного поля
представления
– введения
понятия
валентности
элементов ( их
приближенности
к ядру) и
привлечение
математического
аппарата (в
частности,
статистики c-квадрата)
для
определения
наименования
валентности (Guimelli, 1993).
Качественная
валентность
характеризует
принадлежность
элемента
представления
к его ядру.
Количественная
валентность свидетельствует
о высоком
индексе
связей этого
элемента с
другими, о
его близости,
но не
принадлежности
ядру.
Несомненно,
возможность
определения
качественной
нагрузки
элемента –
весомый
вклад
в развитие
концепции
социальных
представлений.
Вместе с тем
на
сегодняшний
день
остается
нерешенной проблема
первичного
выделения
ядра при
переходе к
изучению нового
объекта
социального
представления.
Ставшая
традиционной
проверка
элемента
представления
относительно
его связи с ядром
позволяет
дать
утвердительный
ответ, но
этот подход
не в
состоянии
указать, какие
элементы
следует
подвергнуть
проверке.
Перебор же
всех
элементов
может
оказаться
весьма долговременной
и трудоемкой
процедурой. Выявлению
элементов,
вносящих
наибольший вклад
в
организацию
всего
представления
(что, как было
указано выше,
является
одной из
функций
центрального
ядра), может
помочь
анализ матрицы
интеркорреляций
и выделение в
ней пунктов,
имеющих
высокую
валентность.
Поскольку
высокой
валентностью
могут обладать
не только
элементы
центрального
ядра (Guimelli, 1993), то
С.В. Трушкова
(1998, с. 54) предлагает
обозначать
выделяемый
комплекс
«структурным
ядром» для
подчеркивания
возможного
попадания в
него
элементов с высокой
количественной
валентностью.
Предложенный
ею метод
комплексного
вычленения
высоковалентных
элементов
включает:
1.
Первичный
анализ объекта
представления
с целью
выделения содержательных
блоков его
оценки.
2.
Разработку
анкеты,
вопросы
которой
принадлежат
выделенным
блокам и
содержат
оценки-шкалы.
3.
Проведение
корреляционного
анализа и построение
матрицы
интеркорреляций
пунктов
опросника
друг с
другом.
4.
Построчный
подсчет
количества
корреляций
каждого
пункта.
5.
Нахождение
общего
суммарного
количества
корреляций
по матрице
интеркорреляций.
6.
Разбиение
всего
массива
корреляций
на три
области
(высокую,
низкую и
среднюю),
имеющие
верхнюю
количественную
границу,
равную одной
трети от
общего числа
корреляций.
7.
Заполнение
высококорреляционной
области
путем
последовательного
отбора
пунктов,
имеющих
самое
большое
число
корреляций.
8.
Построение
графического
изображения
связей
высоковалентных
элементов
друг с другом
(там же).
С
одной
стороны,
социальная
репрезентация
определена
содержанием:
информацией,
образами,
мнениями,
отношениями
и т. д. С другой
стороны, она
является
репрезентацией
лица
в отношении
с другим
лицом. Она зависит
от позиции,
которую лица
занимают в
обществе,
экономике,
культуре.
Любая
репрезентация
есть
репрезентация
чего-то или
кого-то.
Социальные
репрезентации
характеризуют
социальную
реальность,
которая
создана путём
наших
интеракций и
коммуникаций
в социальном
и физическом
мире. В то же время
социальные
репрезентации
формируют
мыслительную
окружающую
среду,
которая определяет
наше
восприятие
или понимание
реальности и
направляет
наши
действия. Социальные
репрезентации
вместе с тем
определяют
наш способ
видения мира
и то, как мы
действуем, но
одновременно
определены
нашими интеракциями
и связями.
Такое
представление
о социальной
реальности
противоречит
традиционному
образу
мышления в
социальной психологии.
Во-первых, мы
сталкиваемся
с законом
причины и
следствия,
который
утверждает
независимость
сущностей.
Во-вторых, мы
должны
понять, что
приоритет
отдаётся
социальным и
культурным
аспектам
реальности,
которые являются
относительной
и
надындивидуальной
сущностью
социальной
жизни.
Природа
социальных
репрезентаций
избегает
проводить
различие, обычно
устанавливаемое
между
стимулом и реакцией
или между
личным
восприятием
объекта и
самим
объектом.
Каждый
человек
видит и
понимает
физический и
социальный
объект
особым
способом
только
потому, что
имеет свои
репрезентации
об этом
объекте.
Объект и человек
взаимодействуют
в построении
и выражении
репрезентации.
Иными
словами, не
сущность
объекта
определяет
наши
репрезентации,
а наши связи
с этим
объектом.
Репрезентация,
однажды
сформированная,
поддерживает
и
подкрепляет
эти связи.
Кроме того,
репрезентации
формируются
не только
связями
между человеком
и объектом,
но и связями
человека с другими
людьми и
других людей
с объектом. Социальные
репрезентации
конструируются
в процессе
интеракций и
общения с
другими людьми,
в то же время
сами эти
взаимодействия
и контакты
формируются
социальными
репрезентациями
людей. Это
характерно
для социально
построенной
реальности в
отличие от
объективной.
Понятие
социальной
реальности и
её построение
в социальной
жизни лежит в
основе теории
социальных
репрезентаций.
Исходя из
того, что
социальные
репрезентации
определяют
нашу
социальную
реальность,
нельзя
сказать, что
она
существует
либо исключительно
в умах
независимых
индивидов,
либо в
объективной
реальности
независимо
от индивидов.
В связи с
этим
возникает
необходимость
объяснения
роли
человеческих
убеждений и действий,
роли
культуры и
физической
окружающей
среды в
конструировании
социального
мира.
Характерной
чертой
социальных
репрезентаций
является их
символическая
природа, заключающая
в себе их
социальные,
культурные и исторические
аспекты. Она
относится к
социальной
значимости
объектов и
событий, зависящей
от
общественного
значения.
Общественное
значение, в
свою очередь,
зависит от
общественных
социальных
норм и
ценностей и
их истории.
Во-первых,
объект или
событие одновременно
и немедленно
воспринимается
и постигается
в пределах
символической
реальности.
Это
выражается
двумя
аспектами репрезентации:
портретным
аспектом или
образом и
символическим
аспектом или
репрезентацией.
Объект или
событие не
рассматриваются
вначале и
затем
интерпретируются.
Скорее,
конкретный
образ и
символическое
значение
«идут рука об
руку». Таким
образом,
репрезентации
включают
объекты,
воспроизводящие
мир путём
мыслеобразов,
и понятия,
являющиеся абстрактным
восприятием
мира.
Психологическая
активность
людей
базируется
на
социальной активности
общества; на
языке, опыте
и знаниях,
свойственных
определённой
культуре; на
связях и
интеракциях
социальных
групп; на
исторических
традициях и
обычаях.
Во-вторых,
репрезентации
есть всегда о
чём-то или о ком-то.
Символическое
знание (в
отличие от познавательной
информации)
признаёт
личность,
которая
знает
что-либо и
абстрагируется
от того,
что знает.
Таким
образом,
всегда
существует
взаимосвязь
между
социальными
репрезентациями,
социальными
группами и
функциями их
самовыражения.
Символичным
является то,
что
познавательные
репрезентации
совершенно
отличаются
от социальных.
Когнитивная
психология
предлагает
индивидуалистическую
и
разобщённую
значимость
репрезентаций.
Репрезентация
понимается
как
сокровенное,
созданное в
уме человека,
занимающее
место чего-то,
существующего
независимо
от человека.
Человек
изолирован
как от других
людей, так и
от
представляемого
мира. В таком
случае,
социальные
репрезентации
будут просто
личным
представлением
социального объекта.
Процесс
репрезентации
и сама
репрезентация
утверждают
индивидуальный
характер. Мыслительные
процессы или
психологические
механизмы
находятся в
строгом
отношении с
их
социальным
контекстом и
социальными
функциями.
Это
полностью
противоречит
социальным репрезентациям,
которые по
существу
представляют
собой
социальное,
культурное и
историческое
явление.
Символическая
сущность социальных
репрезентаций
выражена как
в процессе
репрезентации
чего-либо,
так и функции
репрезентаций
в социальной
жизни. Символическая
сущность
социальных
репрезентаций
также
поддерживает
структуру
социальной
реальности.
Сам акт
репрезентации
чего-либо всегда
творческий.
Репрезентация,
однажды построенная,
существует в
некотором
смысле
независимо
оттого, что
было её
объектом. Репрезентация
становится
особым
объектом «в
своём праве».
Это
относится не
только к
репрезентациям,
сформированным
в умах людей,
но и к репрезентациям,
проявляющимся
в результатах
и культурных
достижениях
общества. Репрезентации
существуют в
средствах
массовой
информации, в
книгах,
фильмах,
картинах, но
главным
образом, в
умах людей.
Если
репрезентация
построена,
она сама
приобретает
силу.
В
этом смысле
репрезентации
являются символическими
воспроизведениями
в отличие от
простой
репродукции,
также
создаваемой
ими. Благодаря
этой
созидательной
силе социальные
репрезентации
играют
значительную
роль в
поддержке
социального
порядка и осуществлении
социальных
изменений.
Можно сделать
вывод, что
особый смысл
и социальная
значимость
являются
символической
сущностью
социальных
репрезентаций.
Здесь
основывается
индивидуальный
и социальный
характер
репрезентаций
и их
динамическая
конструктивная
сила.
Признание
символической
сущности
социальных
репрезентаций
со всеми
сопутствующими
аспектами –
социальными,
культурными
и историческими
– означает,
что, пока мы
изучаем
здравый
смысл и
обыденное
мышление,
невозможно отличить
форму
репрезентации
от её содержания.
Содержание
отличается
среди социальных
групп,
культур и
исторических
эпох и невозможно
отделить
систему
репрезентаций
от процессов,
которые их
создают.
Опять
же, это
противоречит
когнитивной
психологии.
Последняя
сконцентрирована
на процессах
репрезентаций,
которые
считаются
универсальными,
независимыми
от специфического
содержания
репрезентаций.
Но, ещё раз
подчеркнём,
репрезентации
есть всегда о
чём-то, они
занимают место
аспектов
окружающего
мира и
обозначают
их. Это
содержание
не может быть
игнорировано.
Не может быть
принято
положение о том,
что
мыслительные
процессы
общие и инвариантные,
и,
следовательно,
универсальные.
Скорее,
поскольку
содержание
репрезентаций
отличается
среди
различных
культур или
происходящих
в течение
какого-либо
времени
изменений,
они
формируют
репрезентации.
Форма и
содержание
мышления
тесно связаны
с формой и
содержанием
коммуникаций
и интеракций;
с
разногласиями
и согласием
между людьми;
со связями
социальных
групп. Иными
словами,
способ
мышления, так
же, как и
предмет его, зависит
от
культурного
контекста.
Московичи
подчёркивал
в связи с
этим, что некорректно
употреблять
позитивистские,
научные принципы
мышления к
социальному
знанию, поскольку
отличаются
логика и
форма, лежащие
в основе
различного
содержания.
«Психологические
законы»
связаны с
содержанием социальных
репрезентаций
и,
следовательно,
с их
культурным и
историческим
контекстом.
Это имеет
далеко
идущую
причастность
к социальной
психологии,
которая
отражена в
исследовательском
подходе,
принятом
некоторыми учёными,
изучающими
социальные
репрезентации.
Эта
причастность
должна быть
выяснена в
связи с нашим
пониманием
социальной реальности.
Понимание
социальной
сущности
реальности и
символической
сущности
репрезентаций
является
необходимым
условием
рассмотрения
их
конвенциальной
и
предписывающей
природы.
Во-первых,
социальные
репрезентации
отображают
условно
объекты,
людей и события,
которые мы
встречаем в
повседневной
жизни. Они
действуют на
уже
созданный
социальный
объект или на
какой-либо
новый объект,
являющийся частью
нашего
сознания,
преобразуя
его, так что
он
соответствует
категориям и
системам
связей,
которые мы
имеем. Таким
образом, любой
объект
понимается в
пределах
символической
системы,
которая
обусловлена
нашими
социальными
репрезентациями
и, следовательно,
нашими
культурными
условиями.
Во-вторых,
социальные
репрезентации
конвенциальны
и в силу
этого
навязывают
нам себя с
непреодолимой
силой. Мы не
можем
избавиться
от условностей
репрезентаций,
языка и
культуры. Мы
воспринимаем
и понимаем
настоящее в
пределах
прошлого, в
пределах
традиции и
культуры.
Из
этого
следует, что
социальные
репрезентации
являются
историческими
по природе. Все
системы
восприятия и
понимания,
описания и
понимания,
которые
обращаются
внутри общества,
связаны с
ранее
существовавшими
системами.
Они
воспроизводятся
благодаря
преемственности
человеческой
культуры и
социальной
жизни с
помощью
языка и действий.
Этот исторический,
основанный
на обычаях,
тезис, является
потенциально
проблематичным.
Он
является
социологическим,
поскольку социальные
репрезентации
рассматриваются
такими же
принудительными,
как коллективные
представления
Дюркгейма
или социальные
факты. Прошлое
преобладает
над настоящим
и настоящее
остаётся
бессильным
перед лицом
условностей.
Социальные
репрезентации
не только
предписывающи
и
конвенциальны,
они также и
динамичны.
Поскольку
они
обращаются и
распространяются
в обществе,
обнаруживается
их пластичность.
Наши
восприятия и
репрезентации,
наши
взаимосвязи
постоянно
перестраиваются
и
переосновываются.
Наша
социальная реальность
преобразуется,
когда
возникают
новые
социальные
репрезентации
и исчезают
старые
вместе с
сопутствующими
социальными
объектами и
связями.
Динамическая
сущность
социальных
репрезентаций
вступает в
некоторое
противоречие
с
предписывающей
природой
социальных
репрезентаций.
Если прошлое
превалирует
над
настоящим,
как может
настоящее
трансформировать
прошлое,
когда-то
бывшее настоящим?
Социальные
репрезентации
автономны.
Они –
составные
части
социальной
реальности, в
связи с этим
особое
значение
имеют их культурные
и
сверхиндивидуальные
качества. Автономия
отражена в
динамической
природе
репрезентаций,
причём не
только в
действии их взаимосвязей,
но и,
поскольку
они
циркулируют
и
диффундируют
в обществе, в
соединении, притяжении
и
отталкивании
друг от
друга, изменении
в гармонии с
ходом
социальной
жизни, что
оказывает
влияние на их
форму и содержание.
Автономия
также
отражена и в
конвенциальной
и
предписывающей
природе. Приоритет
отдаётся
консенсуальным
и аспектам
социальных
репрезентаций,
которые разделяются
и
усиливаются
традицией, в
добавление к
их
социальному
или
коллективному
происхождению.
Автономная
природа
социальных
репрезентаций
показывает,
что, как
социально-психологический
феномен, они
не могут быть
сведены к
социальной
психологии
личности.
Конечно,
существует
опасность
оставить
личность вне
анализа. Это
опасность
представления
скорее
социологического,
чем
социально-психологического
тезиса, что
может
привести к
отрицанию
роли
личности в
трансформации
и изменении
наших
социальных
репрезентаций.
Отдавая так
много власти
культуре и
традиции,
личность
становится
бессильной.
Функции
социальных
репрезентаций.
Подводя
итоги
рассмотрению
природы
социальных
репрезентаций,
можно
сказать, что
социальные
репрезентации
– составные
части нашей
реальности,
формирующие
символическую
мысленно
окружающую
среду.
Следовательно,
они играют
существенную
роль в
конструировании
и формировании
реальности,
определяя
значение
объектов и
событий.
Социальные
репрезентации
обеспечивают
порядок, по
которому
люди могут
понимать и
интерпретировать
свой
материальный
и социальный
мир и могут
стать
действующими
лицами в
социальной
жизни.
Социальные
репрезентации
воплощают в
себе и
обозначают
опыт реальности,
которая, в
свою очередь,
определяет
их границы,
значимость и
взаимоотношения.
Таким
образом,
реальность
непрерывна и
стабильна.
Неопределённость
и
разнообразие
жизни
сведены к
минимуму,
значение
действий
сделано
недвусмысленным.
Социальные
репрезентации
достигают
этого,
показывая,
где искать
следствия и
как выбирать
причины;
показывая,
чему нужно
дать
объяснение и
что составляет
объяснение;
располагая
событие в контексте
системы
связей с
другими
событиями.
Роль
социальных
репрезентаций
в
структурировании
и
координации
коммуникаций
и социальных
интеракций
вытекает из
их символической
природы и
конструкции
социальной реальности.
Индивиды и
группы
общаются и взаимодействуют
друг с другом
с помощью общепринятых
репрезентаций
и
общепринятого
значения
языка и
действий.
Язык
является
средством
вербальной
коммуникации,
которое
воплощает в себе
общепринятое
значение и
содержание наших
социальных
репрезентаций.
Похоже, социальные
репрезентации
наполняют
наши действия
и невербальное
общение
значением и
смыслом.
Пуркхардт
подчёркивает,
что мы должны
помнить о
происхождении
социальных
репрезентаций
в коммуникациях
и социальных
интеракциях (Purkhardt, 1994: 10). Они
развиваются,
чтобы
содействовать
целям и
интересам
индивидов и
групп,
ориентированных
на
коммуникацию,
понимание и
контроль.
Когда
личности или
группы
разделяют
одни и те же
социальные
репрезентации,
действия
понимаются
таким же
путём.
Действие
имеет ту же
важность и значение
как для
актёра, так и
для зрителя.
Социальные
репрезентации
как
направляют
социальные
действия
личности или
группы, так и позволяют
другим
понять эти
действия. Конечно,
там, где
социальные
репрезентации
не разделяются,
к примеру,
между
представителями
двух
различных
культур или
конфликтующих
групп,
случается
неверное
истолкование
действий.
Опять
же, мы
сталкиваемся
с дилеммой
существования
двустороннего
влияния
между социальными
репрезентациями
и социальным действием.
С одной
стороны,
структура и
содержание
социальных
репрезентаций
определяют
наши
социальные
действия. С
другой
стороны, коммуникация
и социальные
интеракции
определяют
наши
социальные
репрезентации.
Необходимо
развивать
понимание
социальных
репрезентаций
не только как
феномена, но
и как
прогрессивного
динамичного
процесса. В
свою очередь,
необходимо
развивать
понимание коммуникаций
и социальных
интеракций,
идущих вне
общения и
межличностных
связей.
Среди
функций
социальных
репрезентаций
следует
отметить
демаркацию и
консолидацию
групп (там же).
Взаимосвязь
между социальными
репрезентациями
и
социальными
действиями
имеет непосредственное
отношение к
нашему пониманию
групп.
Социальные
репрезентации
формируют
мыслительную
окружающую
среду для
коммуникаций
и интеракций
внутри групп
и между ними.
Они
обеспечивают
опору образам
и идеям, не
требующим
доказательства
и взаимно
принятым
объединёнными
индивидами.
Общепринятые
значения
объектов и
событий
служат консолидации
групп,
обеспечивая
общепринятую
реальность,
связи внутри
которой сформированы
другими
людьми. Они
также служат
для
демаркации
групп друг от
друга с
помощью
расхождений
в значении,
свойственных
социальным
репрезентациям.
Иными
словами, они
идентифицируют
группы,
которые
выражают их,
так же, как
было
представлено
содержание.
Более того,
сами
социальные
репрезентации
основываются
в жизни
групп,
конструируются
в соответствии
с групповыми
целями и
интеракциями
между
социальными
группами.
Таким
образом, они
регулируют,
предвосхищают
и подтверждают
социальные
связи,
установленные
между
группами.
Одной
из функций
социальных
репрезентаций
является
направление
социализации.
Путь,
по которому
социальные
репрезентации
формируют
нашу
социальную
реальность, наиболее
ясно виден на
примере
социализации
детей. Дети
взаимодействуют
со своими родителями,
которые
«пропитаны»
социальными
репрезентациями,
основанными
на их детском
и взрослом
опыте,
на их
общении и
социальных интеракциях.
Родители
взаимодействуют
с детьми в
рамках этих
социальных
репрезентаций,
определяющих
символическое
значение
различных
типов
детского
поведения. Таким
образом, именно
символическое
значение
поведения интернализируются
детьми. Они
становятся составной
частью
личности и её
интеракций с
другими
людьми.
Коммуникации
посредством
различных
форм
социальных
интеракций и
значение,
которое они
выражают,
являются, таким
образом,
межличностными,
прежде чем
они интернализируются,
чтобы стать
внутриличностными.
Таким
образом,
личность
абсорбируется
в общество и
в
коллективную
мыслительную
среду. Это
относится
как к
социализации
личности или
группы,
движущейся к
новой окружающей
среде, так и к
социализации
детей.
Социальные репрезентации
вводят
личность в
культурные
традиции группы
и групповые
репрезентации
используются
личностью,
становясь
частью её
индивидуальности.
Хотя
ясно, что
социальные
репрезентации
играют
важную роль в
демаркации и
консолидации
групп и в
процессе социализации,
эти аспекты
теории
нуждаются в
значительном
развитии. В
частности, роль
групп,
личностей и
процессов
социализации
в эволюции и
трансформации
социальных
репрезентаций
требует
особого
рассмотрения.
Среди
функций
социальных
репрезентаций
можно
выделить их
способность
делать незнакомое
знакомым.
Ранее мы
выяснили, что
социальные
репрезентации
упорядочивают
и стабилизируют
нашу
социальную
реальность и
как коммуникации
и интеракции
направляются
и понимаются
с их помощью.
Объекты,
личности и
события воспринимаются
и понимаются
в связи с
нашими
социальными
репрезентациями.
Это справедливо
как для тех
событий, с
которыми мы знакомы,
так и для тех,
которые
кажутся нам незнакомыми.
Московичи
характеризует
неизвестное
как нечто
угрожающее
из-за
отсутствия
последовательной
связи с
прошлым и
бессмысленности
по отношению
к нашим
нынешним
репрезентациям
(5, с. 30). Это может
случиться, к
примеру,
когда
условности
исчезают,
когда
различия между
абстрактным
и конкретным становятся
расплывчатыми,
или когда
нетипичное
поведение
препятствует
нормальным
социальным
интеракциям.
Иными
словами, если
что-либо
незнакомое
не
соответствует
нашим
ожиданиям,
возникает
чувство незавершённости
или
беспорядочности.
Это может
произойти, когда
мы встречаем
новую
культуру или
группу, или
когда мы
имеем дело с
новым
объектом,
событием или
понятием. Мы
осознаём
незнакомые
объекты,
события или
понятия лишь
настолько,
насколько
они видимы,
схожи и доступны,
но они
незнакомы и
внушают
недоверие настолько,
насколько
они невидимы,
различны и
недосягаемы.
Незнакомое
беспокоит,
угрожает и
обращает на
себя
внимание тем,
что разрушает
наше
ощущение
стабильности
и целостности
и это также
действует
как барьер
для
взаимопонимания.
Незнакомое
трансформируется
в знакомое
путём
представления
его в контексте
связей и
значений,
входящих в
наши социальные
репрезентации. Форма и
содержание
социальных
репрезентаций
будет
определять
направление
и средства, с
помощью
которых
группа
принимает незнакомое.
Это
происходит в
процессах
социальных
интеракций и
коммуникаций:
таким
образом,
незнакомое
становится
знакомым
через
использование
его в
вербальном
общении и
в конечном
счёте в
социальных
интеракциях
между
членами
группы. Таким
путём его
связь с
принятой
социальной
репрезентацией
становится
определённой
и стабильной:
когда
незнакомое
получает значение
и ценность,
оно вступает
в русло наших
социальных
связей и
становится
частью нашей
социальной
реальности.
Интересный
пример
приводит
Московичи в его
исследовании
понимания
психоанализа
рядовыми
французами
на уровне
здравого
смысла или
обыденного
сознания. В
рамках наших
социальных
репрезентаций
о медицине и
медицинской
помощи психотерапевт
не
соответствует
нашим
представлениям
и выступает
как незнакомое.
Он не
выписывает
нам лекарств
и не говорит,
что нам
делать, как обычный
врач. Скорее,
от пациента
ожидается
активная
роль в
разговоре и
вообще во всём
терапевтическом
лечении. По
существу, психотерапевт
является
незнакомым.
Конечно,
некоторые
люди, как,
например,
католики, сравнивают
психотерапию
с
исповедальней
и
психоаналитика
со
священником.
В этом случае
психотерапевт
обычен и
знаком. Незнакомое
становится
значительным
и важным в
нашей социальной
реальности и
наших связях
с другими.
Несмотря
на тот факт,
что
«незнакомое»
играет
существенную
роль в
динамике
социальных
репрезентаций,
ещё не ясно,
как мы должны
понимать или
определять
незнакомое в
теоретических
рамках.
Социальные
репрезентации
– составные
части нашей
реальности и
трудно
увидеть, как
незнакомое
может находится
вне этой
реальности.
Более того,
несмотря на
то, что мы
говорим, что
незнакомое
ассимилируется
в наши
социальные
реальности и
становится
знакомым, на
предстоит
выяснить, как
это влияет на
структуру
связей и
содержание
социальных
репрезентаций.
Это существенные
аспекты для
понимания
эволюции и трансформации
социальных
репрезентаций.
Процессы
социальных
репрезентаций.
Среди
процессов
социальных
репрезентаций
можно
выделить
якорение и
объектификацию.
Якорение - это
процесс,
посредством
которого все
материальные
и социальные
объекты и все
события и действия
располагаются
в пределах
наших социальных
репрезентаций.
Истинная
сущность
социальной
реальности
свидетельствует,
что не может
быть
значимых
понятий или
идей, которые
не укоренены
в наши
социальные
репрезентации.
Более того,
якорение -
процесс, с помощью
которого
незнакомые
объекты и
события
вступают в
нашу
социальную
реальность,
делающий их
значимыми и
важными в
наших социальных
связях. Этот
процесс
лежит в основе
динамической
природы
социальных
репрезентаций,
сразу
трансформируя
новую
интегрированную
идею или
понятие, а
также
одновременно
содержание и
структуру
социальных репрезентаций.
Процесс
якорения
включает два
неразрывно
связанные субпроцесса:
классификацию
и называние.
Объекты, не входящие
ни в какую
категорию и
не имеющие
наименования,
остаются для
нас
незначимыми
и
непередаваемыми,
несмотря на
то, что мы
осознаём их.
Их нельзя
описать ни
самому себе,
ни другим; их
нельзя
оценить.
Следовательно,
они не могут
вступить в
наш разговор
или играть
важную роль в
наших
интеракциях.
В таком
случае они не
являются
частью нашей
реальности. Незнакомое
становится
знакомым
путём классификации
и называния
объектов в
контексте
преобладающих
социальных репрезентаций,
его
идентификация
определяет
его значение
или важность
в связи с
общепринятым
значением
материальных
и социальных
объектов или событий.
Классификация
включает
сравнение
незнакомого
объекта с
прототипами,
представляющими
данный класс.
Это
происходит
одним из двух
путей:
генерализации
или
партикуляризации.
Если мы хотим
придать
особое
значение схожести
или
типичности
объектов, мы
должны
генерализировать
рассматриваемый
объект и
игнорировать
различия
между незнакомым
объектом и
прототипом.
Если мы хотим
подчеркнуть
различия или
аномальность,
мы должны партикуляризировать
характеристики
незнакомого
объекта. Это
будет
зависеть не
только от
схожести и
различия
самих по
себе, но и от
целей группы
и ценностей,
ассоциируемых с
социальными
репрезентациями
и от
рассматриваемого
объекта или
события.
Те
черты, которые
соответствуют
прототипам,
приобретут
особое
значение,
будучи
классифицированными.
Это даёт
преимущество
конвенциальным
чертам
прототипов,
входящим в
наши социальные
репрезентации.
Доминирует
именно
социальная
репрезентация,
а не сам объект.
Это отражает
символическую
природу
социальных
репрезентаций,
благодаря
которой
реакция предшествует
стимулу: мы
не познаём
объект, а скорее
признаём его.
Таким
образом,
классификация
чего-либо
есть
одновременно
ограничение.
Предписывающая
сила
классификации
обусловливает
систему
правил
поведения и
действий,
допустимых
как в
отношении
людей, так и материальных
объектов.
Посредством
интеракций,
недавно
классифицированная
личность или
объект, будут
трансформированы,
ограничиваясь
значением
или
субъективной
значимостью, навязанными
социальными
репрезентациями.
Однажды
классифицированный,
объект одновременно
называется.
Это
предусматривает
не только
обозначение,
которое
может быть
прикреплено
объекту, но
также
определяет
систему
связей с
другими
объектами и
событиями в
соответствии
со связями
данного
наименования
в сравнении с
другими
лингвистическими
категориями.
Наименование
помещает объект
в
комплексную
систему
взаимосвязанных
слов; это
предоставляет
возможность
его
идентификации
по мере
достижения
согласования.
Называние
воздействует
на объект,
обусловливая
три
последствия:
во-первых,
получив
название, объект
может быть
описан и
приобретает
характеристики
в
соответствии
со связями, существующими
у
наименования
с другими словами;
во-вторых,
названный
объект
становится
отличным от
других
объектов с
помощью его
определённых
характеристик
и тенденций;
в-третьих,
объект
становится
конвенциальным
для тех, кто
присваивает
и
употребляет
то же
наименование.
Эти
процессы
происходят
не в умах
индивидов,
репрезентации
не создаются
индивидами в
изоляции.
Скорее,
именно в общественной
деятельности
индивиды и
группы создают
репрезентации,
в ходе
общения и интеракций
с
соответствующими
объектами или
событиями.
Таким
образом,
неизвестный
феномен
учреждается
в наших
социальных
репрезентациях
и вступает в
нашу
социальную
реальность.
Объектификация –
процесс, с
помощью
которого
абстрактные понятия,
свойства или
взаимосвязи
трансформируются
и замещаются
конкретными
образами или
предметами. По Московичи,
мы
«постоянно
вынуждены»
придавать
абстрактным
понятиям
эквивалентное
конкретное
значение. С
помощью
процесса
объектификации
мы создаем
социальные
объекты, и мы
объектифицируем
абстрактные
понятия, забывая
что они –
продукт
наших
собственных
действий. Мы
понимаем, что
они наши
собственные
создания, но,
объект
становится
чем-то не
только в нашем
воображении,
но и в
действительности.
Таким
образом,
объектификация
или десубъектификация
– активный и
творческий
процесс, с
помощью
которого
социальные
представления
преобразованы
так, что
незнакомое в
одном
поколении
становится
знакомым и
естественным
в следующем.
Не
все понятия
могут
объектифицироваться.
Имеются
ограничения
для нашего
воображения,
обусловленные
предписывающим
характером
социальных
представлений
и табу, которые
они влекут за
собой. Объектификация
происходит с
теми
понятиями,
которые
сливаются с
комплексом
образов или «фигуративных
ядер»
социального
представления,
например,
понятия
свойственные
психоанализу,
такие как
сознательное
и бессознательное,
объединены с
нашими
социальными
представлениями
тела.
Процессы
мышления
преобразованы
в органы
психической
системы.
Таким образом,
психологическое
объединяется
и
ассимилируется
в биологическое
и понятия
сознательное
и бессознательное
ассимилируется
в
биологическое,
а понятия
бессознательное
и сознательное
преобразованы
в объекты.
Раз имеет
место
трансфигурация
или натурализация
от понятия к
образу, образ
и реальность
неразличимы. Образ не
имеет больше
статуса
символа, но становится
частью нашей
символической
реальности.
Он
приобретает
почти физическое,
независимое
существование,
которое воспринимается
как часть
мира и имеет
действенную
силу. Этот
процесс
очевиден в
трансформациях
языка.
Глаголы,
наречия и
прилагательные,
относящиеся
к связям или
процессам,
быстро
трансформируются
в существительные.
То, что
однажды было
понятием,
трансформируется
в объект. Эти
существительные
не только
представляют
предметы, но
и создают их, облекая
их не только
значением
или важностью,
но и всей
силой
физической
реальности.
Таким
образом,
якорение
делает
незнакомое значимым,
а
объектификация
трансформирует
непостижимое
во что-то
реальное. Конечно,
эти два
процесса в
отдельности
не обеспечивают
достаточного
понимания трансформации
социальных
репрезентаций.
Во-первых,
необходимо
описать
обратные процессы,
с помощью которых
известные
объекты или
события
становятся
неизвестными
и как
физические
объекты
наполняются
абстрактными
качествами.
Во-вторых, мы
должны особо
выделить не
только
процессы
ассимиляции,
посредством
которой незнакомое
помещается в
пределах
наших
социальных
репрезентаций
и становится
реальным, но
также
процессы
аккомодации,
с помощью которой
конвенциальные
и
предписывающие
социальные
репрезентации
сами
трансформируются
Социальные
репрезентации
ранжируются
от
доминирующих
структур,
разделяемых
обществом
или нацией,
до
дифференцированных
структур знаний,
разделяемых
группами и
подгруппами.
Первые
высоко
принудительны
и прескриптивны
через
продолжающуюся
историческую
репродукцию.
Доминирующие
репрезентации
более сложно
локализируемы
в современных
индустриальных
обществах,
создающих
индивидуалистическую
иллюзию
личности как
центра
познания и
действий.
Роль
социальных
репрезентаций
заключается
в
конвенцианализации
объектов,
локализации
их в знакомом
категориальном
контексте.
Глоссарий |
Категоризация –
психический
процесс
отнесения
единичного
объекта,
события,
переживания
к некоторому
классу, в
качестве
которого
могут выступать
вербальные
и
невербальные
значения,
символы,
сенсорные и
перцептивные
эталоны,
социальные
стереотипы,
стереотипы
поведения и
т.п. В более
популярном
значении –
это
расчленение
информационного
потока,
поступающего
от внешнего
и
внутреннего
мира на
дискретные,
относительно
стабильные
и значимые
единицы,
осуществляемое
посредством
языка.
Категоризация
позволяет
ориентироваться
в
происходящем,
наделяя
объекты определенными
значениями
и позволяя
ориентироваться
в них. Объектификация – процесс,
с помощью
которого
абстрактные
понятия,
свойства
или
взаимосвязи
трансформируются
и
замещаются
конкретными
образами
или
предметами. Социальные
репрезентации – «когнитивные
системы,
обладающие
собственной
логикой и
языком … Они
являются
не просто
«представлениями
о чем-либо»,
«образами
чего-либо»
или
«аттитюдами
в отношении
чего-либо», а
«теориями»
или «областями
знаний» со
своими собственными
правами, для
открытия и организации
реальности»
(Moscovici). В
более
популярном
понимании
социальные репрезентации
представляют
собой индивидуализированные
адаптации
нового знания
к
собственному
опыту с
позиции
здравого
смысла,
предполагающего
нахождение
субъективно
«понятной»
аналогии с
чем-либо
знакомым и
объясняемым. Стереотип –
ряд широко
распространенных
обобщений о
психологических
характеристиках
группы или
класса
людей.
Стереотип
чаще относится
к
социально-психологическим
характеристикам
аутгруппы
(«не наших») и,
как правило,
носит негативную
направленность,
подчеркивая
недостатки
ее членов в
их
противопоставлении
собственным
«достоинствам». Стереотипизация –
форма
реализации
представлений,
зафиксированных
в
стереотипе,
для
категоризации
или
классификации
социальных
объектов. Схемы
когнитивные –
ряд
взаимосвязанных
мыслей,
представлений,
аттитюдов,
предоставляющих
возможность
быстрого
распознания
объектов
при наличии
ограниченных
информационных
ресурсов. В
наиболее
общем виде
они
представляют
собой
некоторые,
основанные
на индивидуальном
опыте
обобщенные
представления
в отношении
объектов и
ситуаций,
применяемые
к их быстрой
оценке и
прогнозированию
возможного
развития
отношений,
организуют
репрезентации
людей в
отношении
конкретных
аспектов их
окружения,
создавая
основания
для ориентации
и избрания
оптимальной
стратегии обращения. Эвристики –
основанные
на
имеющемся
опыте
предположения,
предвосхищения
или прогнозы
наличия у
новых
объектов
определенных
свойств и
качеств, а у
событий -- тенденций
развития.
Эвристики,
строящиеся
на индивидуальном
и
совокупном
опыте,
позволяют
предвосхищать
возможное
развитие
событий и
предварительно
подготавливаться
к реагированию
на него. Якорение – это
процесс,
посредством
которого
все материальные
и социальные
объекты и
все события
и действия
располагаются
в пределах
наших
социальных
репрезентаций. |
Вопросы
для
обсуждения |
1.
В чем
своеобразие
информационно-процессуального
подхода к
изучению
социально-познавательной
активности
человека? 2.
Можно
ли описать и
объяснить
социально-познавательную
активность
как процесс
переработки
информации? 3.
Как
соотносится
процесс
категоризации
с понятийной
культурой
человека? 4.
Какова
связь
категоризации
и
своеобразия
представлений
об
окружающем
мире? 5.
В чем
заключается
своеобразие
подхода с
позиции
социальных
репрезентаций
к описанию и
объяснению
социально-познавательной
активности
человека? 6.
Каковы
основные
тенденции
развития
современного
информационно-процессуального
подхода в
социальной
психологии? |
Темы
для
размышлений |
1.
Можно ли
говорить о
познании
себя и
окружающего
мира как
процессе
переработки
информации
о них? 2.
Охарактеризуйте
основные
единицы
социально-познавательной
активности, акцентируя
внимание на
их отличиях
и взаимодополняемости
друг
друга. 3.
Есть
ли связь
между культурным
уровнем
человека и
представленностью
объектов
окружающего
мира в
сознании, в
чем она
выражается? 4.
Приведите
примеры
использования
когнитивных
схем в
собственной
познавательной
практике. 5.
Постарайтесь
вычленить
наиболее
характерные
черты
известных
Вам групп
национальных
меньшинств. Проанализируйте
какие черты
преобладаю
в сделанных
Вами описаниях. Проанализируйте
процесс
обретения
Вами нового
знания. в чем
именно
проявляется
социальное
репрезентирование
в нем? |
Для
дополнительного
чтения |
1.
Андреева
Г.М.
Психология
социального
познания. – М.:
Аспект-Пресс,
1997. 2.
Майерс
Д.
Социальная
психология.
– СП б.: Питер,
1997. 3.
Пайнс
А., Маслач К.
Практикум
по
социальной психологии.
– СП б,
Издательство
«Питер», 2000. 4.
Перспективы
социальной
психологии / Пер. с
англ. – М.:
Изд-во
ЭКСМО-Пресс,
2001. 5.
Современная
зарубежная
социальная
психология.
Тексты. – М.:
Изд-во Моск.
ун-та, 1984. 6.
Фестингер
Л. Теория
когнитивного
диссонанса.
– СП б: Речь, 2000. Янчук
В.А.
Методология,
теория и
метод в современной
социальной
психологии
и
персонологии:
интегративно-эклектический
подход. – Мн.:
Бестпринт, 2000. |
Основной
источник |
Янчук
В.А. введение
в
современную
социальную
психологию.
– Минск: АСАР,
2005. |